– Мам, что случилось?
– Не понимаешь?
– Нет, – пожала плечами, хотя сама уже начала догадываться. Конечно же, отец решил устроить мне взбучку за непростительную выходку за столом.
– Иди, Влада, и не испытывай его терпения.
Поднявшись с кровати, я потянулась вверх, ощущая усталость в мышцах. День был трудным – уборка, готовка, а потом тот Марк и Владислав Юрьевич… Я вышла из спальни под строгим взглядом родительницы. Миновав коридор, оказалась напротив кабинета папы и тихо постучала в дверь.
– Заходи, – произнес отец, и я осмелилась схватиться за дверную ручку.
– Ты меня звал, папа?
– Садись, – кивнул на большое кресло, стоявшее напротив его письменного стола из красного дерева.
Послушавшись отца, я устроилась в кресле и принялась теребить подол своего сарафана. Сначала папа возился с какими-то бумагами: читал, зачеркивал карандашом, что-то писал, а потом отложил всё в сторону и устремил колкий взор на меня.
– Знаешь, что я правил? – наконец-то заговорил.
– Нет.
– Брачный договор.
– И что?
– А ничего, Влада! Ничего хорошего для тебя! Ты вела себя непростительно! Что подумали о тебе, знаешь?
– Что я невоспитанная?
Папа закатил глаза и, схватив со стола пластиковую бутылку с простой водой, принялся жадно пить.
– Если Гончаровы откажутся от брака из-за твоих выходок, то я потеряю… – отец замолчал, не посчитав нужным озвучивать цифры.
А мне стало не по себе. Разозлилась, вспыхнув, как спичка от одной искры.
– Пусть отказываются! Мне-то что? Это твои миллионы, папа, а не мои!
– Влада, – сквозь зубы.
– Что? Что Влада? Влада не собирается замуж! Ни за Марка, ни за кого другого. Хватит управлять моей жизнью. Я не Лера и молчать не буду.
– Ты забываешь с кем говоришь, дочь.
– Ах, – театрально вздохнула, – значит, ты всё-таки помнишь, что я – твоя дочь, а не инвестиции в удачный проект!
Замахнувшись рукой, отец стукнул по столу кулаком и громко крикнул:
– Молчать.
– Я. Не. Буду. Молчать.
– Ты моя дочь, Влада, и сделаешь так, как я посчитаю нужным. Двадцать лет я тебя кормил, поил, одевал, учил…
– А я не просила меня рожать. Зачем теперь упрекаешь? Папа, я живой человек, а не вещь. Разве можно так со мной поступать?
– Я тебе всё сказал. Договор в скором времени мы согласуем и определимся с датой свадьбы. Ориентировочно в сентябре.
– Что? Через три месяца…
– Значит так, дочь, – важно произнес отец, доставая из ящика своего стола мобильный телефон. – Наберёшь номер Владислава Юрьевича и извинишься перед ним.
– За что? Почему я должна извиняться за непонятно что? Папа! Ты перегибаешь палку!
– Если ты не станешь меня слушаться, то…
– То что? Выгонишь меня из дома?
Отец не ответил, а я так сильно разозлилась, что выдала сгоряча и не подумав:
– А не надо ничего делать. Я сама уйду, чтобы ты меня ни в чем не упрекал.
Круто развернувшись, я выскочила из кабинета отца, а затем выбежала из дома, не взяв с собой ничего, кроме телефона.
– Знаешь, что я правил? – наконец-то заговорил.
– Нет.
– Брачный договор.
– И что?
– А ничего, Влада! Ничего хорошего для тебя! Ты вела себя непростительно! Что подумали о тебе, знаешь?
– Что я невоспитанная?
Папа закатил глаза и, схватив со стола пластиковую бутылку с простой водой, принялся жадно пить.
– Если Гончаровы откажутся от брака из-за твоих выходок, то я потеряю… – отец замолчал, не посчитав нужным озвучивать цифры.
А мне стало не по себе. Разозлилась, вспыхнув, как спичка от одной искры.
– Пусть отказываются! Мне-то что? Это твои миллионы, папа, а не мои!
– Влада, – сквозь зубы.
– Что? Что Влада? Влада не собирается замуж! Ни за Марка, ни за кого другого. Хватит управлять моей жизнью. Я не Лера и молчать не буду.
– Ты забываешь с кем говоришь, дочь.
– Ах, – театрально вздохнула, – значит, ты всё-таки помнишь, что я – твоя дочь, а не инвестиции в удачный проект!
Замахнувшись рукой, отец стукнул по столу кулаком и громко крикнул:
– Молчать.
– Я. Не. Буду. Молчать.
– Ты моя дочь, Влада, и сделаешь так, как я посчитаю нужным. Двадцать лет я тебя кормил, поил, одевал, учил…
– А я не просила меня рожать. Зачем теперь упрекаешь? Папа, я живой человек, а не вещь. Разве можно так со мной поступать?
– Я тебе всё сказал. Договор в скором времени мы согласуем и определимся с датой свадьбы. Ориентировочно в сентябре.
– Что? Через три месяца…
– Значит так, дочь, – важно произнес отец, доставая из ящика своего стола мобильный телефон. – Наберёшь номер Владислава Юрьевича и извинишься перед ним.
– За что? Почему я должна извиняться за непонятно что? Папа! Ты перегибаешь палку!
– Если ты не станешь меня слушаться, то…
– То что? Выгонишь меня из дома?
Отец не ответил, а я так сильно разозлилась, что выдала сгоряча и не подумав:
– А не надо ничего делать. Я сама уйду, чтобы ты меня ни в чем не упрекал.
Круто развернувшись, я выскочила из кабинета отца, а затем выбежала из дома, не взяв с собой ничего, кроме телефона.
18
Мамедовы вернулись домой уже затемно. Тамерлан, заглушив мотор, первым вышел из автомобиля, чтобы открыть перед супругой дверцу. Опираясь на его руку, Лера соскочила с сиденья и как только ступила на землю, быстро отстранилась от мужа. Тамерлан удивленно повел бровями, но всё же промолчал, хотя молчать не очень-то и хотелось. Последние месяцы Валерия стала слишком холодной, а он ведь и повода не давал. Понятное дело, что с любовью в их браке не сложилось, но было время, когда им нравилось общество друг друга или это так казалось только Тамерлану?!
Супруги, соблюдая дистанцию, покинули гараж и вскоре вошли в дом. Лера, сославшись на недомогание, удалилась в свою спальню, а Тамерлан решил посидеть за бумагами в кабинете и пропустить бокальчик виски. На ужине у тестя он ведь не пил, а сейчас почему-то захотелось. Точнее, нужно было расслабиться, а ещё лучше – заснуть.
Устроившись в своем кресле, Тамерлан читал тендерную документацию по последнему объекту и время от времени делал глотки янтарного напитка. Перед глазами плыли буквы, сливаясь в непонятные слова, поэтому Мамедов отложил в сторону документы, решив, что завтра ещё раз всё перечитает на свежую голову.
