Взгляд джинны стал зорким, испытующим.
— А ты мог бы пообещать мне, что забудешь мое тайное имя, как только произнесешь его?
— Отличная мысль! — воскликнул Мэт и пропел:
Сразиться надо с колдуном,
Но совершиться должно чуду.
А что мне в имени твоем?
Произнесу и позабуду!
Я только раз его скажу
И не доверю даже папе,
Я вмиг тебя освобожу.
Скажи, как звать, — и дело в шляпе!
Ах, шляп не носят в Джиннистане?
Тогда — в чалме или в тюрбане!
Рамон кивнул, взгляд его выражал полное понимание сути дела.
— Теперь можешь сообщить ему свое тайное имя, прелестная дама. Он произнесет его только раз и сразу же забудет.
Лакшми, похоже, не до конца поверила новым знакомцам, однако распорядилась:
— Закрой уши руками и отвернись!
Рамон сделал, как велела джинна.
Лакшми вплотную подошла к Мэту. Сейчас речь шла важном деле, и сама джинна имела вид исключительно деловой, однако сексуальностью просто дышала, и ее флюиды ударили по Мэту не слабее тяжелого молота. Одурманенный приливом желания, он заставил себя сосредоточиться на том единственном слове, которое джинна сказала ему на ухо, после чего кивнул и прошептал:
— Отойди.
Глаза джинны гневно полыхнули, но она повиновалась. Мэт судорожно вздохнул, когда расстояние от него до Лакшми стало наконец достаточным для того, чтобы он сумел вспомнить нужное стихотворение. Он вновь прочитал стихотворное заклинание, рассчитанное на освобождение джинны, однако на сей раз включил в него тайное имя. Дочитав стихотворение до конца, Мэт испуганно вытаращил глаза.
— Что с тобой стряслось? — небрежно поинтересовалась джинна.
— Что-то пропало! — пробормотал Мэт. — У меня из памяти.
— Ну конечно! Мое имя!
— И все? — Мэт нахмурился и задумался. — Я помню, как читал стихи, предназначенные для того, чтобы забыть твое имя после его произнесения, потом я произнес твое имя, но напрочь забыл, как оно звучит!
— Вот и славно! — обрадовалась джинна. — Ты держишь данное слово! — Правда, она тут же нахмурилась. — Конечно, если не врешь.
— Эй! — возмутился Мэт. — Мы же договорились — ты мне доверяешь! Лучше скажи, как ты себя чувствуешь? Путы все еще связывают тебя?
Лакшми подняла руки и выжидательно уставилась в пространство. И вдруг лицо ее просияло.
— Путы исчезли! Я больше не связана! Ты и вправду вызволил меня! Теперь мне больше не надо исполнять приказ колдуна!
— Здорово! — порадовался Мэт. — А какой у тебя был приказ, кстати говоря?
— Убить мага по имени Мэтью Мэнтрел.
Мэт выпучил глаза. Рамон тоже. Затем, не сговариваясь, они глубоко вдохнули и задержали дыхание. Джинна непонимающе нахмурилась:
— Вас это волнует?
— Можно и так сказать, — кивнул Мэт. — Видишь ли, меня зовут Мэтью Мэнтрел, и никогда в жизни я еще так не радовался, что помог незнакомке.
— Ты — тот самый человек? — Лакшми снова шагнула к Мэту и нанесла ему гормональный удар посильнее предыдущих. — О нет, конечно, я не стану убивать тебя, но я могла бы вытащить тебя из этой заварушки по-иному. Что скажешь, смертный? Не желаешь ли провести месяц с джинной? Я обещаю тебе неземные наслаждения и райские восторги.
Мэт сглотнул подступивший к горлу комок. Вот уж не думал не гадал он, чем отзовутся его заклинания!
— Послушай, — хрипло вымолвил он, — тебе вовсе не обязательно меня благодарить...
— А я и не благодарю, — покачала головой джинна. Ее губы были совсем близко от губ Мэта. — Я ищу радости только для себя. Но уверяю тебя, ты тоже будешь счастлив. Не бойся своей совести. Ты погибнешь для собственных упреков и очнешься для восторгов, обрести которые можно только с женщиной-духом.
— О да, я понимаю, истинные восторги ведомы только духам. — Мэт уцепился за эту мысль, словно Одиссей за мачту тонущего корабля. — А это значит, что смертным такие восторги недоступны, ну разве что только влюбленным.
— Может, это и так для тебя и твоих сородичей, — покачала головой Лакшми, — но для меня — нет.
Грудь джинны коснулась груди Мэта.
Мэт поборол желание отступить назад, понимая, чем это может закончиться.
Ему нужно было не отстраняться от джинны, а убедить ее, но сделать это было очень трудно — его тело просто-таки кричало: «Не будь идиотом! Возьми, что тебе предлагают!»
— Но ты... ты ведь не хотела бы получить удовольствие для себя, понимая, что я вовсе не испытываю такого же наслаждения?
Джинна замерла.
— Если ты не лжешь, смертный, то ты — единственный такой в своем роду из всех, кто мне встречался!
— Да нет, другие просто не признаются в этом даже самим себе, — заверил джинну Мэт. — Они никогда не знали о том, что такое по-настоящему любить ту, которая любит тебя. — На миг Мэта пронзило чувство жалости ко всем тем несчастным, которые ни разу в жизни не познали сладости настоящей любви. Он вспомнил о том, что сказал ему как-то Савл, и повторил слова друга:
— Если ты не влюблен, все остальное — ерунда. Это вроде долгого изнурительного пути к далекой вершине, но, когда ты взбираешься на нее, оказывается, что там ничего нет — только холодный пепел. — Лакшми отступила на дюйм, слезы увлажнили ее ресницы. — Отчего вдруг у меня стало так тяжело на сердце? О, противный маг, ты снова сделал меня печальной!
Мэт понял, что его жалость к миллионам безымянных несчастных передалась джинне.
— Просто мне очень жать тех, кто никогда не любил по-настоящему. А такое со мной происходит всякий раз, когда я вспоминаю о том, как счастлив я сам, счастлив, что люблю и любим.
Стоило Мэту произнести эти слова, радость объяла его.
От джинны это не укрылось. Изумлению ее не было предела.
— Какое дивное чувство! Неужто смертным и вправду ведома такая благодать?
— Счастливым — да.
— Я уже почти готова поверить, что есть на свете воистину священные вещи. — Джинна отступила еще на несколько шагов. Лицо ее отражало те усилия, с которыми она пыталась вернуть себе былую самоуверенность. — Не могу вторгаться в столь сокровенные чувства. Нет, маг Мэтью, я не стану соблазнять тебя своими чарами. Но как же еще мне отблагодарить тебя за то, что ты вызволил меня, освободил от заклятия колдуна?
У Мэта вырвался шумный вздох облегчения.
— Ты могла бы рассказать мне побольше о том колдуне, который послал тебя убить меня, о том войске, которому он помогает завоевать Ибирию. Откуда родом эти люди? И как им удалось проникнуть так далеко в глубь Меровенса?
