Мэт догадывался, о какой плате идет речь.
— Спасибо, только мама меня учила не разговаривать с незнакомыми женщинами.
— О, меня ты уже хорошо знаешь, — возразила Лакшми.
— Я бы так не сказал... Ты — самая странная женщина на свете, — ответил Мэт и выставил перед собой руку. — Прости, я не хотел тебя обидеть... просто ты — первая джинна, с какой мне было суждено познакомиться, — не считая той, которую я видел по телевизору, а она была всего-навсего актрисой.
— Ак-три-сой? — недоуменно переспросила Лакшми. — Что это значит?
— Это значит, что она играла роль джинны. Ладно, ты уж извини, но у меня сейчас положительно нет времени влезать в долги. Я и так уже по уши увяз во всем этом.
— Пожалуй, я бы могла сделать тебе одолжение и уничтожить этого трусливого убийцу.
— Мысль недурна, — кивнул Мэт и изобразил подобие благодарной улыбки. — Но он мне нужен живым — хотя бы на время. Мне нужно задать ему несколько вопросов.
— Он тебе скорее ответит на твои вопросы, если перед ним предстану я, — процедила Лакшми, вновь превратилась в смерчик и исчезла так же мгновенно, как появилась.
Мэт с упавшим сердцем уставился на то место, где она только что стояла.
Через несколько минут он ползком вернулся к отцу. Откуда ни возьмись взлетела стая ворон и устремилась в ту сторону, где засел снайпер. «Кто бы их мог послать?» — подумал Мэт.
И тут раздалась истеричная автоматная очередь. Вороны, свирепо каркая, помчались обратно. Автомат умолк. Мэт вскочил на ноги и, пригнувшись, побежал.
Он догадывался о том, что могло произойти, и ему хотелось добраться до места раньше Лакшми.
— Мэтью! Ложись! — крикнул Рамон, увидев сына. Мэт мотнул головой. Едва он добежал до отца, как с неба, клубясь, опустился смерч и швырнул на землю черный узел. Смерч преобразился в десятифутового роста Лакшми, полыхающую гневом.
— Этот тупица имел дерзость стрелять в меня! — воскликнула она.
— А пули сквозь нее пролетели! — взвыл узел, не разворачиваясь. — Сквозь нее прошли, а она даже и не заметила ничегошеньки!
— О, еще как заметила! — фыркнула Лакшми. — И мне было очень больно, уверяю тебя! Надеюсь, ты поймешь меня — я отомстила ему.
Мэт нахмурился:
— Крови не вижу.
— У него нет ран. Я просто скрутила его мышцы в нескольких местах, — небрежно бросила Лакшми. — Хорошо, что я отправилась к нему вместо тебя, смертный, ибо он из гашишиннов. Опаснейший убийца.
— Убийца? — переспросил Мэт.
— Ну да. Он одурманен гашишем или чем-то вроде гашиша и послан, чтобы убить тебя, — тогда его господин даст ему еще.
— Спасибо, — проговорил Мэт, чувствуя себя не в своей тарелке. — Огромное тебе спасибо. Прости, что не могу выразить свою благодарность иначе, чем словами.
— Я сейчас не в настроении! Позовешь, если соскучишься! — воскликнула Лакшми, вновь завертелась смерчем и исчезла.
Мэт пнул черный узел ногой.
— Она ушла. Вставай давай.
— Че, правда? — Террорист осмелился развернуться и осторожно посмотреть по сторонам. — Правда, ушла?
Рамон выпучил глаза.
— Луко?!
* * *
Химена сидела в спальне и расчесывала волосы — медленно, неторопливо, напевая какую-то тягучую печальную мелодию. Печаль ее явно была показной.
Вдруг воздух рядом с ней засверкал мелкими искорками, превратился в марево, постепенно уплотнился и взорвался — мягко, негромко. Химена обернулась, широко открыв глаза. Сердце ее бешено стучало.
Глава 22
Колдун-главнокомандующий стоял в будуаре Химены, переодетый в белый шелковый балахон и лиловую накидку без рукавов. На голове его красовался тюрбан из золотой парчи. Он поклонился, коснулся лба кончиками пальцев и возгласил:
— Приветствую тебя, о Светлейшая из Светлых!
— Но я вовсе не светлая... у меня темные волосы, — несколько растерянно возразила Химена.
— О да, волосы твои подобны цвету воронова крыла, а глаза — словно глаза газели! — восторженно вымолвил колдун. — Я — Бейдизам, полководец войска, которое стоит у врат твоего города, — но это тебе ведомо.
Химена быстро поднялась и изящно махнула рукой, как бы повелевая незваному гостю удалиться.
— Что вы делаете в моих покоях, господин?
— О, чего может желать молодой мужчина в расцвете сил в покоях прекрасной женщины? — выдохнул Бейдизам.
— Господин! — вскричала Химена. — Вы оскорбляете меня!
— Я этого вовсе не хотел, — возразил Бейдизам, однако в его глазах сожаление смешалось со страстью. — Я жажду лишь восхвалить твою красоту, как она того заслуживает, и хочу, чтобы между нами установились дружеские отношения.
— Дружеские? — отшатнулась Химена. — Это при том, что ваше войско осаждает мой город?
— О да, мы враги, но мы могли бы поговорить, как добрые люди, — возразил Бейдизам. — Я подумал, что переговоры между предводителями двух войск могли бы оказаться весьма полезными для обеих сторон. — Колдун поднял руку, призывая Химену не возражать. — Не отрицай, не надо. Я ощутил твое внимание ко мне, когда сидел у костра и изучал мудрость древних греков. Я и сам видел тебя на крепостной стене, и мне ведомо, что моему войску чаще достается от тебя, чем от Знахаря или от Черного Рыцаря. Нечего этому дивиться: ведь эти чары исходят от женщины столь дивной красы!
— Я всего лишь одна из хранителей замка! — возразила Химена. — Я не могу отвечать за всех! Вы должны поговорить со всеми, господин, или не говорить ни с кем! — Химена надменно подняла брови. — Однако это вам наверняка понятно. Зачем вы нарушили мое одиночество?
— Какой мужчина не стал бы искать случая нарушить одиночество столь прекрасной женщины? — Бейдизам шагнул к Химене и сжал ее руку. — Ты — страстная женщина, пребывающая в разлуке с мужем. Мне многое ведомо о франках — они обожествляют своих женщин, и из-за этого женщины скучают и бросаются в чужие объятия. О, я многое знаю и о франкских женщинах, поверь мне.
И колдун поднес руку Химены к своим губам.
Химена резко отдернула руку.
— Вероятно, вам неизвестна верность франкских женщин, неизвестно, как мы преданны своим мужьям, неизвестна добродетельность, к которой нас призывает церковь!
— Так же, как тебе неведомы достоинства мусульманских мужчин, — сладострастно прошептал колдун. — Тебе неведомо, как хорошо мы знаем, что нужно женщине, какие услады сулит близость...
Его излияния прервал сильный, резкий удар. Глаза колдуна остекленели, и он повалился на пол без чувств.
Химена отошла от неподвижного тела Бейдизама и брезгливо вытерла руку о подол платья.
