Книга Засекреченное будущее, страница 67. Автор книги Юрий Поляков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Засекреченное будущее»

Cтраница 67

Что же касается молодежи, я, напротив, часто встречаю юных граждан с высокой общественной щепетильностью. А она всегда связана с повышенной чувствительностью к социальной нелепице, несправедливости, которые были заложены (отчасти искусственно) в само основание постсоветского жизнеустройства. Сохранив этот опасный перекос, мы обречем значительную часть молодежи на оппозиционность. Уже сейчас мы стремительно идем к ситуации начала XX века, когда в России лояльность к трону была чем-то неприличным. Александр Блок, придерживавшийся именно таких взглядов, ради пайка попал после революции в состав комиссии по расследованию преступлений царизма и убедился, что расследовать-то, собственно, нечего. Даже бедная фрейлина Вырубова, которую считали вместе с императрицей наложницей Распутина, оказалась чуть ли не девственницей. Но было уже поздно — царя свергли…

— От героев современных — к героям классическим. Тинэйджер способен понять страдания Анны Карениной или очарование Пьера Безухова? Не превращается ли тогда изучение классики в профанацию?

— Если мы с вами можем понять страдания Электры и Гамлета, то почему современная десятиклассница не может понять мук Анны Карениной, усиленных, кстати, наркотической опиумной настойкой, популярной в ту пору. (От того же погибла подруга прерафаэлита Россетти). Не может понять, потому что у Анны было в жизни всего два мужчины, а у старшеклассницы уже значительно больше? Но ведь это же ерунда… Природа любви от трансформации половой морали не меняется. Оттого, что где-то разрешены браки с надувными куклами, не исчезли ни отчаянье на почве неразделенной любви, ни верность, ни самоотверженная привязанность друг к другу.

Конечно, меняются методики преподавания литературы, подбор произведений. На мой взгляд, напрасно свели до минимума так называемую революционно-демократическую литературу. Как раз на примере Белинского, Писарева, Чернышевского, людей необыкновенно ярких и последовательных, можно наглядно показать и проследить, как непримиримость прогрессистов вкупе с неповоротливостью власти ведет к опустошительной смуте. Жаль, что донельзя сократили в программе советскую классику, в ней есть то, чего очень не хватает нам сегодня. А вот эмигрантскую литературу, в первую очередь третьей волны, и андерграунд я бы, наоборот, в школе поджал, с проблемами отказников и мятущегося интеллектуального алкоголизма (Ерофеев, Довлатов и др.) пусть лучше молодежь знакомится после получения аттестата зрелости… И уж ни в коем случае нельзя включать в программу сочинения лауреатов «Букера» и «Большой книги»: думаю, никакой учитель года не сможет объяснить ученикам, почему эти авторы не знают не только законов сюжетосложения, но и даже русского языка.

— Много лет назад вы одним из первых — из литераторов точно — затронули тему памяти и памятников. Хотелось, чтобы вы немного вернулись к этой теме, тем более она актуальна — памятников стали ставить больше. Это правильно?

— Да, памятников стало больше, но их все равно мало, ибо наша страна обильна выдающимися людьми мирового и общероссийского масштаба, а также местночтимыми знаменитостями. В Москве нет, например, памятника воеводе Шеину, победившему татар в грандиозной битве на Пахре, после которой крымские орды с союзниками на Московию больше не нападали. Но главное — у нас нет системы, логики, программы, того, что большевики очень точно называли «монументальной пропагандой». Объясните, почему в центре Москвы есть памятник нобелиату Бродскому, а нобелиату Пастернаку нет? Исполнителю Ростроповичу есть, а композитору Свиридову нет. Плисецкой есть, а Улановой нет. Мандельштаму есть, а Заболоцкому нет. Почему нет памятника Ивану Калите?

Но ведь есть еще и «топонимическая пропаганда». С ней у нас просто вялотекущая катастрофа. Я советский человек, я с пиететом отношусь к истории СССР и КПСС, но, право слово, зачем нам в наших городах и весях столько Клар Цеткин, Роз Люксембург, Карлов Либкнехтов, Володарских, Свердловых, Войковых и т. д.? Разве мало местных деятелей культуры, полководцев, героев войн, благотворителей, изобретателей, народных учителей, достойных градоначальников и первых секретарей? Вот в Твери недавно улицу Володарского переименовали в улицу поэта Андрея Дементьева, уроженца тех мест. Правильно! Почему при всем своем стойком антисоветизме власть законсервировала перегибы времен истовой веры в мировую революцию? Недавно я был в Чистополе. Славный город! Хотя мне не понятно, почему там поставили роскошный памятник Борису Пастернаку, а Леониду Леонову, написавшему в этом городе свое знаменитое «Нашествие», даже мемориальной «досточки» не повесили? Эта странная традиция увековечивать преимущественно тех мастеров, которые вольно или невольно конфликтовали с властью, уезжали из страны, и пренебрегать принципиальными «охранителями», — настраивает новые поколения деятелей культуры на искусственную конфронтацию с Кремлем ради будущих преференций.

Но вернемся в Чистополь. Центральная улица Карла Маркса (ее пересекает, к слову сказать, улица Бебеля) сплошь застроена особняками купцов, поднявших город. Согласитесь, есть какое-то глумление в том, что бывшая Большая Екатерининская до сих пор носит имя того, чья теория, ставшая практикой в России, стоила жизни российскому купечеству как классу. Еще раз повторю, я не призываю соскоблить с карты революционные имена, а советую лишь разумно их проредить. Кроме исторического центра, в любом городе есть прежние заводские и мещанские окраины, где удивляют прохожих названия, вроде «Трансформаторного тупика», «Нижнетрикотажного проезда». Может быть, туда, ближе к пролетариату, и переместить в русских городах Маркса, Энгельса, Бебеля? Впрочем, хорошо, что эта тема, поднятая мной более десяти лет назад, стала теперь предметом обсуждения в Интернете. Нынче власть скорее прислушается к блогеру, нежели к писателю. Идеи овладевают массами теперь через Сеть…

— Во время ковидного карантина в какой-то момент возникло ощущение, что люди очень даже не против сплочения, они помогали друг другу, волонтеры и все такое… А мы способны к сплочению — единый, но и бесконечно разрозненный народ? Или это и не нужно, мы сплачиваемся лишь в кризисные моменты? Что нас может «возжечь» и «завести»?

— На мой взгляд, именно способностью к сплочению для отражения врага и достижения больших целей, решения геополитических задач исторические народы отличаются от прочих. Подвиг врачей, которые за смешные для какого-нибудь мажора на «Майбахе» деньги рисковали жизнью, спасая больных, говорит о том, что и самоотверженность, и бескорыстие, и профессиональная честь никуда не делись. Заметьте, в противостоянии коронавирусу власть и общество проявили очевидное единство. Общая опасность сближает, но это не значит, что проблема необъяснимо богатых и незаслуженно бедных в нашей стране рассосалась. Мы, русские, так исторически сложилось, что самоорганизации предпочитаем государеву руку. Это не достоинство и не порок, это наш менталитет, именно поэтому русские внутри большого государства обычно проигрывают другим, умеющим самоорганизовываться этносам. И я бы на месте отцов державы не стал доводить дело до того, чтобы русские захотели самоорганизоваться… Впрочем, это обширный и тонкий вопрос, которому я посвятил книгу «Желание быть русским. Заметки об этноэтике», выходящую на днях новым, значительно расширенным изданием в «Русском мире».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация