— Вы один из самых популярных авторов современной русской литературы, а ещё драматург, публицист, общественный деятель… Секрет такой невероятной производительности в самодисциплине, вдохновении, обилии возникающих тем? Какова «химия» творчества?
— Самое интересное, что никакой особой производительности у меня нет и не было. Более того, я написал гораздо меньше, чем иные мои литературные сверстники. Но так как почти каждая моя новая вещь имеет успех и долгое эхо, часто переиздается («Козленок в молоке» — 30 раз!), а пьесы идут на сценах годами, собирая полные залы, порой создается ощущение, будто «Полякова много». На самом же деле я пишу примерно один роман и одну пьесы в три-четыре года. Три-четыре статьи в год. Интервью, грешен, даю чаще, так как просят. Да, «общественных нагрузок» я порой взваливал на себя чрезмерно, но сейчас их стало поменьше: откуда-то «меня ушли», откуда-то сам ушел. Интересных тем всегда вокруг много, но профессионал тем и отличается от графомана, что никогда не схватится за чужую тему. Это только у нас в кино Хабенский может играть и адмирала Колчака, и Алексея Турбина, а в литературе такое несоответствие не прокатывает. Без самодисциплины заниматься профессионально литературой просто невозможно, как без изнурительных тренировок большим спортом. О гениях не говорим, они живут по своим законам. Половина таланта — это усердие. Вторая половина — вдохновение, а это состояние непредсказуемое и сакральное. Не путать с творческим возбуждением… Усидчивость для того и нужна, чтобы не прозевать вдохновенье.
Желание быть русским наказуемо
В 46-м номере газеты «Завтра» за 2020 г. вышла наша беседа с Екатериной Глушик, чему я безмерно рад. Напомню, что моя статья «Из клетки в клетку» была опубликована еще в первом, «пилотном» номере прохановского «Дня» в 1990 году, а фрагмент моей сатирической повести «Демгородок» увидел свет в последнем выпуске «Дня» в кровавые октябрьские дни 1993-го. Все последующие годы я активно выступал на страницах «Завтра» — такое название придумал для возрожденного «Дня» Александр Проханов. Об уникальном влиянии «Дня-Завтра» на новейшую нашу историю и общественное сознание еще напишут монографии и защитят диссертации. Однако я бы хотел познакомить читателей моего сайта с полной версией интервью. Понимаю, газета — дело живое (сам 16 лет был главным редактором), а полосы не резиновые… Но все-таки обидно, что «под сокращение» попали некоторые важные для меня мысли, особенно кусок, посвященный разгрому доронинского МХАТа руками «бюджетных православных патриотов». Вот наша беседа с Екатериной Глушик без сокращений.
Ю. П.
— Юрий Михайлович, начнём нашу беседу с актуальной темы, ставшей всемирной проблемой — ковид. Вы недавно перенесли это заболевание, слава Богу, оправились. Расскажите о своём тогдашнем самоощущении. Ведь когда вы болели, ещё не было ясно, что это за недуг, чем он особенно опасен. Не было ни вакцины, ни методик лечения. И больных воспринимали чуть ли не как прокажённых или обречённых. Вам было труднее морально или физически?
— Нет, конечно, прокажённым я себя не чувствовал. А заболели мы целым коллективом. Как и много лет подряд, в августе мы большой компанией отправились в круиз. Маршрут был очень интересный: Волга, Кама, река Белая — до Уфы и обратно в Москву. И из 11 человек нашей компании 9 заболели, в том числе моя жена Наталья, еще двое, судя по всему, тоже переболели, но легко, перенесли на ногах. А двое, я и Лариса Ерёменко, жена писателя Володи Ерёменко, в прошлом главного редактора «Литературной России», попали в больницу. У меня очень высокая температура держалась 10 дней, но я оставался дома. Однако, в конце концов, согласился лечь в больницу. Меня на «скорой» отвезли в «Вороново». Там, как и в Коммунарке, буквально в чистом поле построен модульный госпиталь, рассчитанный на несколько сотен коек. Всё оборудовано по последнему слову. Профессиональный медперсонал, отработанная методика, всё чётко… Я пролежал 10 дней, и меня достаточно быстро поставили на ноги. Конечно, болезнь сильно изматывает организм, первые 2–3 недели была слабость, одышка, поскольку поражаются лёгкие и другие органы. Главное же в том, что начинается достаточно серьёзная пневмония. И, конечно, лучше с этой болезнью не встречаться. Я и сейчас до конца еще не оправился. Но, судя по всему, встретиться с этим недугом придётся многим, если не всем. Мой товарищеский совет в связи с этим: если есть возможность лечь в больницу — ложитесь. Потому что в больнице ты сразу попадаешь «в протокол лечения» под наблюдением врача. Со мной в палате лежали ещё двое: один мужчина постарше меня, второй моложе. Они поступили, когда у них только-только поднялась высокая температура, бил сильный озноб. И их буквально за два дня привели в нормальное состояние. Я лежал и думал: «Чего я-то 10 дней мучился с температурой?».
Я бы не сказал, что после ковида как-то смотришь по-другому на мир. Хотя, конечно, понимаешь, что человек легко устраним из активной жизни, иногда необратимо устраним… Лежишь, думаешь: «Вот это надо сделать, вот это надо сделать…», «ЕБЖ», как писал Толстой: если буду жив… Надеюсь, власть после этого испытания поняла, что на медицине экономить нельзя. И некая социальная собранность, думаю, у людей появилась. По себе знаю. Теперь, едва вошёл в дом, первым делом — руки мыть, как учили по телевизору. Так что нет худа без добра.
— Для писателя любое пережитое событие, полученный опыт, особенно события экстремальное — это взнос в творческую копилку. Вы уже осмыслили пережитое?
— Когда лежишь в больнице, и у тебя много свободного времени, конечно, что-то обдумываешь, строишь творческие, жизненные, организационные планы. Но сказать, что я стал каким-то другим… Человечество пережило чуму, которая выкосила 80 % населения Европы, чудовищную испанку, и это переживём.
Я взял с собой в больницу работы православного философа, мыслителя Виктора Тростникова, к сожалению, несколько лет назад ушедшего из жизни. В своих книгах он говорит с людьми, которые хотят приобщиться к вере, но воспитаны на советском атеизме и позитивизме. У нас, воспитанных в атеистической среде, свой взгляд на вещи, свое мироощущение, иное, чем у тех, кто вырос в религиозных семьях, с детства приобщаясь к вере. И Тростников очень убедительно говорит именно с такими людьми. Замечательный православный просветитель. Всем советую!
Также я взял с собой «Факультет ненужных вещей» Юрия Домбровского. У меня осталось ощущение, что в конце 80-х я не всё понял в этом романе. В больнице я даже не перечитал, а прочитал вещь заново. И мне стало ясно, почему эту выдающуюся книгу после перестроечного восторга стали замалчивать. Дело в том, что Домбровский — это в известной степени анти-Солженицын. Он показывает, что террор — это не плод паранойи Сталина, Берии, Ежова, а результат состояния и настроя всего общества сверху до низу. И этот взгляд резко расходится с дежурным либеральным мифом о сталинской эпохе. А начинается все с уверенности, что за лучшее борются, уничтожая худшее. Именно — уничтожая, а не преодолевая.
— В недавнем интервью Вы говорили о том, что режиссёры мало читают. А писатели? Вот рассказали, что читали, будучи в больнице, а помимо? И что читаете?
