Говоря об эмоциональном программировании, важно помнить, что эта область включает в себя множество различных дисциплин и технологий. Распознавание лиц и понимание выражений – это то, что мы делаем без труда и настолько быстро, что даже не осознаем процесс. Однако для машины это действие представляет невероятную сложность. Машины могут повторить его, лишь используя камеры, улавливая черты лиц, затем анализируя их с помощью сложных специальных программ распознавания лиц, в которые было загружено огромное множество изображений-образцов для тренировки. По тому же принципу работают и программы распознавания голоса, используя микрофоны, улавливающие тон и модуляции человеческого голоса. Язык тела и жесты также передают огромное количество информации, и в области их распознавания также ведутся исследования. Кроме того, для исследования представляют интерес и физиологические изменения, например циркуляция крови или кожно-гальваническая реакция. Все эти технологии используют алгоритмы распознавания образов – программы могут различать и извлекать образы и отношения из первичных данных быстрее, чем человек.
В чем-то эмоциональное программирование и социальная робототехника схожи, но отличительная черта последней – это способ нашего с ней взаимодействия. Программное обеспечение, применяемое в эмоциональном программировании, может быть очень сложным, но это всего лишь набор программ. Пользователю сложнее их идентифицировать, чем программы, имеющие физическое воплощение. С другой стороны, исследования показали, что, общаясь с роботами, люди способны испытывать эмпатию точно так же, как если бы испытывали ее по отношению к другому человеку18. Исследование Карпентер, проведенное среди военных, подтвердило: специалисты по обезвреживанию боеприпасов отчетливо продемонстрировали некоторую степень идентификации себя с роботами. Эти роботы не были человекоподобными, тем не менее они обладали формой, с которой пользователи могли взаимодействовать. Это важно, поскольку исследование показывает, что чем больше объект напоминает человека, тем вернее мы отождествляем себя с ним и тем сильнее сопереживаем ему. (По крайней мере до той степени, о которой пойдет речь в следующей главе.) Программное приложение само по себе не располагает к эмпатии, поскольку оно не имеет выраженной формы, но даже небольшая игрушка-робот способна вызвать сопереживание.
В исследовании, проведенном Астрид Розенталь фон дер Путтен из университета Дуйсбург-Эссен в Германии, добровольцы проходили функциональную магнитно-резонансную томографию (ФМРТ) и одновременно просматривали видеоролики19. В некоторых роликах они увидели, как исследователи ласково обращаются с коробкой зеленого цвета, зеленым игрушечным динозавром или с женщиной в зеленой футболке. Исследователи могли обнять объект, ласково прикоснуться к нему, погладить. Игрушечный динозавр, робот по имени Плео, был оснащен микрофонами, динамиками, сенсорами и моторами. В зависимости от того, как с ним обращались, он мог двигаться, изгибаться и издавать звуки. Когда динозавра гладили и обнимали, он отвечал воркованием и восторженным повизгиванием. Потом добровольцам показали видеоролики, в которых исследователи демонстрировали жестокое обращение с объектами. Их по очереди шлепали, били, трясли или делали с ними вещи похуже. Например, когда душили Плео, он кричал, кашлял и хрипел, как будто он задыхается, почти как женщина в зеленой футболке. Реакция робота на другие проявления жестокости также была выразительной. Результаты анализа сканирования мозга добровольцев удивили исследовательскую группу. Для них не стало сюрпризом, что наблюдение за коробкой почти не вызвало выраженной реакции. Исследователи ожидали, что результаты сканирования мозга добровольцев при просмотре роликов с динозавром будут представлять собой нечто среднее между результатами просмотра роликов с коробкой и роликов с женщиной. Однако результаты сканирования при просмотре роликов с Плео оказались очень похожи на результаты, полученные при просмотре роликов с женщиной. И хотя реакция на жестокое обращение с ней была сильнее, чем на ролики с Плео, результаты были красноречивыми.
В ходе другого исследования Кейт Дарлинг из Массачусетского технологического института дала нескольким людям поиграть с динозаврами Плео20. Через час игры она дала участникам ножи и другое оружие и велела им мучить игрушки и резать их на куски. Все до единого отказались. Дарлинг подняла ставку и сказала, что они смогут спасти своего динозавра, если убьют другого динозавра. И снова все участники отказались. Она выдвинула последний ультиматум: если одна из игрушек не будет уничтожена, всех динозавров Плео убьют. Лишь тогда вперед вышел мужчина с топором и ударил одного из динозавров. Остальные участники молча смотрели на него в полном шоке от его жестокого поступка.
В один прекрасный день мы не сможем отличить взаимодействие с роботом от отношений с человеком.
Почему участники экспериментов реагировали именно так? Что вызвало эмпатию по отношению к неодушевленным предметам? Ответ может заключаться в поведении роботов. Профессор Массачусетского технологического института Шерри Теркл называет некоторые действия, например установление зрительного контакта, отслеживание движений и жестикуляцию, дарвиновскими кнопками21. Эти дарвиновские кнопки запускают у нас глубинные инстинктивные реакции, убеждая нас верить в то, что перед нами некая форма разума, возможно даже обладающая сознанием. Во многом это дешевый трюк, играющий на наших эволюционно обусловленных уязвимостях.
Эти и многие другие исследования показывают, что активизируются одни и те же эмоциональные системы, если мы наблюдаем действие, производимое над человеком или над роботом. Из-за этой реакции некоторые специалисты в области робототехники говорят о создании руководства по этичному обращению с роботами и даже о «защите прав роботов». Сейчас многие люди считают это смешным, но Дарлинг отмечает, что в законодательстве уже существуют прецеденты защиты животных от жестокого обращения. По ее словам, выбор, из-за которого мы решаем защитить животных, отнюдь не универсален и не постоянен. Во многих культурах люди спокойно убивают насекомых или грызунов, но им претит мысль о том, чтобы причинить боль дельфину или собственной собаке. Каждый день многие из нас едят мясо, полученное от животных, выращенных в ужасных условиях, но те же люди в большинстве своем откажутся сознательно съесть хомяка или обезьяну. Дарлинг предполагает, что мы принимаем подобные законы, отождествляя себя со страдающим существом другого вида. В некотором роде это напоминает зеркальное отражение нас самих, когда мы нажимаем дарвиновские кнопки. В таком случае мы принимаем подобные законы не столько для защиты животных, сколько для собственной защиты. Может, наступит день, когда мы решим сделать что-то подобное и для роботов. Пока же произойдет множество трансформаций и сменится не одно поколение социальных роботов, которые будут общаться с нами все более убедительно.
Относительная простота, с которой мы отождествляем себя с роботами, возможно, принесет нам несколько положительных моментов, но вместе с ними возникнут и проблемы. Поскольку мы стоим на пороге эры, когда мы будем все больше времени проводить с роботами, близко взаимодействовать с ними, сопереживать им и заботиться о них, не исключено, что мы сможем воспринимать их как членов своей семьи.
