Результаты многих исследований показали, что некоторые люди склонны к аддиктивному поведению больше, чем обычно, и что приблизительно в 40–60 % случаев эта склонность наследуется7. Когда мы начнем оцифровывать свои эмоции и изменять их программными методами и по требованию, мы наверняка сможем найти процент людей, которые становятся жертвами той или иной цифровой зависимости. Это, несомненно, будет сопровождаться антисоциальным поведением и реакцией общества, которые мы обычно ассоциируем с другими формами зависимости. С формированием рынка эти технологии будут развиваться (и станут доступны как легально, так и на черном рынке), и, поскольку некоторые люди склонны к зависимости, будет мудро вести открытый диалог о таком будущем задолго до того, как оно наступит, чтобы свести к минимуму возможный вред для отдельных людей и всего общества.
Как только мы узнаем больше о работе человеческого мозга, непосредственное формирование мыслей и ощущений с высокой вероятностью станет возможным, но эта глава посвящена созданию искусственных эмоций. Возможно, называть такие эмоции «искусственными» не вполне точно, правильнее назвать их «спроектированными». В конце концов, многие эмоции – результат реакции на внешние раздражители. Если эмоциональный отклик происходит с помощью визуального восприятия или через нейрохимический каскад, соответствующий реакции организма на визуальное ощущение, то физиологическая реакция ему подобна или полностью повторяет его.
Было бы наивно считать, что технология, изменяющая сознание на таком фундаментальном уровне, не принесет в нашу жизнь глобальных перемен. Подобное манипулирование эмоциями повлияет на многих людей. Определенно нельзя отрицать потенциал для использования в лечебных целях. Например, ПТСР, по всей видимости, тесно связан с постоянным повторением психикой травмирующего события или нескольких событий при невозможности избавиться от накопившегося страха8. Это не только укрепляет, но и усиливает первоначальную реакцию человека на страх. Очевидно, что мозг некоторых людей не способен регулировать и реагировать на гормоны и химические вещества, которые выделяются в организме во время переживания травмирующего опыта. Возможно, это связано с генетической предрасположенностью или прежним жизненным опытом9. Результаты нескольких исследований указывают на связь ПТСР с нарушениями работы мозжечковой миндалины, одного из основных центров формирования эмоций. Однако точные причины расстройства разнообразны, от недостатка адаптации путей обучения до страха, вызванного нарушением уровня или гиперчувствительностью к серотонину, дофамину, кортизолу, эпинефрину (адреналину) и другим гормонам и нейромедиаторам.
В традиционном лечении ПТСР используются психотерапевтические методы, например когнитивно-поведенческая терапия или экспозиционная терапия. В последние годы проводились исследования о совмещении психотерапии с медикаментозным лечением препаратами, ослабляющими или блокирующими реакции в тех областях мозга, которые задействованы в возникновении эмоций. Благодаря терапии пациент может отделить воспоминание от психологической реакции тела. Этот метод был успешным лишь частично, возможно, из-за генетических различий реакции пациентов на эти химические соединения. Кроме того, применяемые в лечении лекарственные средства, такие как метамфетамин или препараты, снижающие тревожность, могут привести к злоупотреблению и вызвать зависимость.
Эмоциональный интерфейс можно будет применять напрямую, чтобы изменить цепную реакцию и подстроить схему лечения под уникальное сочетание генов пациента. В такой методике используется однонаправленная коммуникация, чтобы считывать эмоциональную реакцию пациента и его уровень тревожности. Возможен и другой подход – непосредственное воздействие на эмоции через двусторонний интерфейс «мозг-компьютер» с изменением петли обратной связи, которая укрепляет травмирующее воспоминание. Это позволит нейронам работать как положено и приведет к реакции, известной в психологии как торможение, когда приобретенная реакция не закрепляется.
Разумеется, возможность вообще избежать ПТСР будет крайне полезна, если ее удастся соответствующим образом реализовать. Вероятно, ПТСР будет следствием военных действий. Фактически именно у солдат чаще всего проявляются психологические эффекты травмирующих событий. Даже при некоторой стигматизации явления и разных мнениях о его причинах само появление терминов «шок в боевых условиях» и «боевое истощение» свидетельствует о признании проблемы. Сегодня нейропсихологи согласны в том, что некоторые события действительно становятся причиной фундаментальных изменений мозга, и время, продолжительность и характер изменений у каждого человека различны.
Что, если снабдить солдат гарнитурой или нейропротезом, которые сгладят опасный эффект? Подобное устройство поможет отстраниться от травмирующей ситуации или снизить интенсивность соматической реакции, запускающей петлю обратной связи ПТСР. Это смягчит последствия психологических травм, которые получают солдаты в зоне боевых действий.
Система поощрений организма – это совокупность структур и механизмов мозга, контролирующих позитивное подкрепление и удовольствие.
И снова возникает вопрос о том, насколько хорошо так поступать. С одной стороны, мы можем уберечь солдат от страданий. Нельзя преуменьшать значимость ПТСР, поскольку из-за него ежегодно совершают самоубийства солдаты и ветераны боевых действий. Тем не менее мы не машины, и наши эмоции помогают нам оставаться людьми. К сожалению, подход, благодаря которому можно облегчить страдания солдат, также может снять некоторые защитные механизмы, удерживающие солдат от жестокости и военных преступлений. Даже в момент сильнейшего стресса эмпатия напоминает нам, что враги – такие же люди, как и мы сами. Если лишить нас эмпатии, мы потеряем одну из крайне важных составляющих человечности.
Здесь мы приходим к уникальному и сложному моменту в развитии технологии: нужно ли применять ее просто потому, что мы это можем? Как убедился, к своему разочарованию, Аладдин, выпустив джинна из бутылки, загнать его обратно невероятно сложно.
Разумеется, у подобной технологии будут и другие способы применения. Например, творческие люди могли бы применять такой гипотетический эмоциональный интерфейс с иными целями. Как уже упоминалось, определенные психические состояния, например депрессия и биполярное расстройство, могут повышать у некоторых людей творческую активность. В пример часто приводят таких знаменитых людей, как Винсент Ван Гог, Вирджиния Вульф и Курт Кобейн, страдавших биполярным расстройством, но на этот счет нет единого мнения. Тем не менее возможность получить доступ к эмоциям и контролировать их могла бы пригодиться творческим людям. Возможность глубоко прочувствовать боль утраты или, наоборот, облегчить мучения и выразить восторг от обретенной любви может привести к созданию произведений, которые при других обстоятельствах никогда бы не появились.
Трансгуманисты с их стремлением вывести человечество на следующую стадию эволюции с помощью технологий тоже оценили бы такой прорыв. Возможность изучать и контролировать новые эмоциональные сочетания и крайности понравится людям, дав им шанс расширить границы известного. Хотя первостепенной задачей останется поддержание личной и общественной безопасности, процесс зайдет значительно дальше. Специалист по технологической этике Центра биоэтики Йельского университета Уэнделл Уоллак говорит: «Когда эксперименты с человеческим разумом или телом становятся неуместными, разрушительными или аморальными? Существует ли какой-либо предел? Есть ли в том, чтобы быть человеком, нечто священное, что нам нужно хранить? На эти вопросы нелегко дать ответ»10. В этой книге не рассмотрены подобные проблемы, но их наверняка стоит рассмотреть должным образом.
