Я медленно киваю. Так у меня будет время и возможность подумать, что делать с той бедой, в которую я попала. А может, само пройдет. Бывают же у людей выкидыши, правда? Сколько раз я о таком слышала. Может, у меня тоже так случится, и тогда все снова будет в порядке. И очень хорошо, если Томас пока меня не увидит. Он так и ест меня глазами, наверняка скоро заметит.
А заметив, тут же сложит два и два и сообразит, кто отец.
– Спасибо тебе, Эрна. Ты настоящая подруга.
– Ерунда. – Она стискивает мою руку. – Просто я хочу снова видеть твою улыбку, милая Хетти.
Когда Эрна уходит, я достаю дневник и сажусь с ним у окна. Мягкие подушки привычно согревают спину и ноги. Куши тоже запрыгивает и калачиком сворачивается у меня под боком, радостно молотя хвостом. Несколько раз проведя рукой по его шелковистой шубке, я начинаю писать.
Я знаю, теперь ты женатый человек, но я все равно никогда не перестану думать о тебе, милый Вальтер. Да это и невозможно – перестать думать о тебе теперь, когда ты стал частью моей жизни. И вряд ли это когда-нибудь изменится, сколько бы времени ни прошло. Сегодняшний день был для меня пыткой. Почему – незачем объяснять. Но теперь, когда все закончилось, я ощущаю странное спокойствие неизбежности. Как будто с началом твоей новой жизни моя жизнь кончилась. Но я все равно надеюсь, что ты счастлив, правда, и, главное, что ты в безопасности. Вот почему я приняла сегодня решение. Ты ничего не узнаешь. То, что произошло со мной, я сохраню в тайне от тебя, потому что так ТЕБЕ будет лучше. А это для меня самое главное. Моя любовь к тебе не имеет ничего общего с эгоизмом. Буду молиться, чтобы моя проблема разрешилась сама собой. Потому что, если этого не произойдет, я обречена. Может быть, зря я в тот вечер не поддалась Томасу, когда он так забылся. Может быть, лучше было пройти через это до самого конца, чтобы его запутать. Но теперь уже поздно. Слишком поздно. Никто мне не поможет. Так что, пожалуйста, Господи, если Ты есть, прошу Тебя, облегчи мою ношу. Сделай так, чтобы моя проблема ушла сама собой.
16 марта 1939 года
– Я готовлю проект по заданию герра Мецгера, – на перемене сообщаю я библиотекарше.
Та кивает и ведет меня в раздел естественных наук в самом конце библиотеки.
– На какую тему? – спрашивает она.
– Наследственные заболевания и аборт, – отвечаю я как можно более равнодушно.
Библиотекарь ловко снимает с полок несколько книг и несет их к большому столу в центре комнаты.
– Этого должно хватить. Если не хватит, то есть еще несколько.
– Спасибо, – улыбаюсь я ей, а сама стараюсь втянуть посильнее живот.
Сажусь и начинаю листать принесенные брошюры. В них мало полезного. Аборт можно сделать, если мать является носителем заболевания, передающегося генетическим путем, или если она относится к нежелательной расе. Во всех остальных случаях это невозможно. Я рассматриваю жуткие изображения самой процедуры. Металлическая проволока, катетеры, а еще отравления и истечение кровью как самые распространенные осложнения. Пока я с ужасом разглядываю иллюстрации, моя рука непроизвольно опускается на живот.
Подняв голову, я встречаю взгляд библиотекаря.
– Ну как, нашла то, что искала?
– Да. Спасибо вам большое. Вы мне очень помогли. – Я захлопываю книгу.
Позже, на уроке, голос фрау Шмидт жужжит, как бьющаяся в стекло муха, но я не разбираю слов. Меня по-прежнему тошнит от тех иллюстраций, а еще оттого, что я вдруг поняла: мне не только не хочется обрывать эту маленькую жизнь внутри меня, напротив, я чувствую, что готова ее защищать.
– Давай, Хетти, быстрее! – вопит Эрна, вытянув руку за эстафетной палочкой и подскакивая на месте.
Усилием воли я заставляю себя ускориться. Обычно я легко обгоняю Аву и Герду, но сегодня ноги у меня точно свинцом налились, и я не могу бежать даже наравне с ними. Мы огибаем поворот, и я прихожу последней. Хватаю воздух ртом, как рыба, и все равно задыхаюсь. Спотыкаясь и едва не падая от изнеможения, я протягиваю палочку Эрне. Та хватает ее и изо всех сил несется к финишу, ее длинные ноги легко сокращают разницу между ней и лидером гонки.
Голова у меня идет кругом. В ушах звенит, перед глазами все расплывается, вертится – и вдруг наступает темнота…
– Герта? Герта? Приведите медицинскую сестру, кто-нибудь!
Чьи-то руки приподнимают мою голову, перекатывают меня на бок.
Я инстинктивно сжимаюсь в комочек. Голова болит так ужасно, что у меня вырывается стон.
Еще чья-то рука опускается мне на плечо и тянет.
– Не надо, – бормочу я. – Оставьте меня. – Стряхнув с себя чужую руку, я сворачиваюсь еще плотнее, пряча от чужих взглядов живот.
– Хетти, ты в порядке? Хетти, ты меня слышишь? – Откуда-то издалека доносится до меня голос Эрны.
– Она потеряла сознание!
– С ней все хорошо?
– Никогда раньше такого не было!
– Отойдите, дайте ей дышать! – Голос громкий, командный. – Герта Хайнрих? Ты меня слышишь?
Я разлепляю веки. Надо мной нависает школьная медсестра. Веки опускаются снова. Пожалуйста, только не это. Она-то сразу все поймет.
– Да, – слышу я свой голос. – Со мной все хорошо.
Собрав все силы, я сажусь. Сердце колотится, меня бьет дрожь.
– Пожалуйста, успокойтесь, – говорю я всем вокруг. – Я не знаю, что случилось, просто вдруг немного…
– Голову между коленей! – командует медсестра.
Делаю, как она велит, с радостью обхватив колени руками и опустив голову – только бы никто не увидел мой живот. Чувствую, как медсестра сверлит меня взглядом.
– Те самые дни, да? – спрашивает она вдруг, отрывисто и деловито.
– Да, да, наверное, в них все дело, – киваю я, хотя сердце продолжает стучать, как молот, зато голова кружится уже не так сильно, и я рискую приподнять ее и оглядеться.
Кто-то протягивает мне стакан воды и сладкое печенье. Надо же, как у меня, оказывается, было сухо во рту.
– Мне уже гораздо лучше, – говорю я, выпив воду, и почти не вру.
– С молодыми девушками такое случается, – со знанием дела заявляет медсестра и добавляет: – Иди домой и ложись в постель. В школе не появляйся, пока не отдохнешь как следует.
– Я провожу ее до дома. – Эрна помогает мне встать. – Хетти, прости, что я накричала на тебя за то, что ты медленно бежала. Я же не знала…
Ее глаза устремлены на мой живот. Я вдруг замечаю, что прикрываю его ладонью, и моя рука виновато повисает вдоль тела.
– У тебя что, судороги? – спрашивает она шепотом.
Я киваю. Сжимаю губы, подавляя желание заплакать.
– Говорят, это верный признак того, что женщина не бесплодна. Судороги при этом деле, – замечает медсестра.
