— Но... но ваша светлость... Я ведь вам уже трижды одалживал такие суммы! — возопил мастер.
— Тем не менее мне снова понадобилось столько золота, — металлическим голосом произнес барон. — Неужто ты посмеешь сказать мне, будто боишься, что я не верну тебе взятого в долг?
— Я... Я... — Гильдер взглянул на приставленную к его животу алебарду и сглотнул подступивший к горлу ком. — Я боюсь потерять работу! У меня осталось всего сорок пять фунтов золота! Если я все отдам вам, у меня не останется ничего! Из чего же мне тогда изготавливать изделия на продажу?
— Будешь работать по серебру, — проворчал барон. А я требую, чтобы ты немедленно отдал мне все золото, что у тебя осталось!
— Посторонитесь! Посторонитесь!
Люди стали оборачиваться в ту сторону, откуда, запыхавшись, появился деревенский священник. Он оказался мужчиной средних лет, немного полноватым. Лысина у него на макушке, весьма возможно, имела естественное происхождение. При всем том вид у него был ничуть не менее решительный, чем у солдат, прибывших с бароном. Сутана на нем была темно-серая, а не коричневая, а в остальном он ничем не отличался от обычного монаха.
— Как же это, милорд? — вскричал священник. — Вы снова вознамерились ограбить этого несчастного человека?
— Только не пытайся усовестить меня, бритоголовый! Не учи меня жить, деревенщина! — осклабился барон. — О жизни я знаю поболее тебя!
Священник остановился, застыл на месте, оскорбленный до глубины души такой дерзостью. Толпа зароптала — наполовину от испуга, наполовину от возмущения. Лицо священника помрачнело.
— Да, милорд, быть может, я и есть деревенщина, но я умею читать и писать и знаю Закон Божий! И я должен просить вас воздержаться от этого грабежа!
— Грабежа?! — Барон развернул коня в священнику. Глаза его зловеще сверкнули. — Так ты меня вором обозвал? Уличным воришкой?
— Я не называл вас уличным воришкой, — возразил священник. — Но все равно вы остаетесь вором, ибо уже трижды брали взаймы золото у этого мастера, но когда вы в последний раз возвращали ему хоть единую унцию?
— Со временем он все получит! Я же обещаю отдать ему долг, и потому это никакая не кража, а взятие взаймы!
— Если бы это не было кражей, вам бы не было нужды отбирать у него золото при помощи оружия. Это самое настоящее нарушение седьмой заповеди, милорд, и потому смертный грех! Не губите свою бессмертную душу и уезжайте!
— Я более не христианин, священник, и потому не боюсь твоего христианского ада! — заносчиво отвечал барон.
Народ разразился ошеломленным ропотом. Химена и Рамон в ужасе переглянулись и вернулись взглядами к барону.
— Более не христианин? — переспросил священник, который явно изумился не менее остальных. — Не станете же вы отрицать само существование Бога.
— Вернее говоря — богов, — брезгливо бросил барон. — Ибо я вернулся к вере предков. Теперь для меня духовниками стали друиды, которые пеклись о душах людских, пока сюда не нагрянули тебе подобные, и которые готовы теперь снова о них печься. Боги древности не находят ничего предосудительного в том, чтобы рука мужчины была тверда, а его меч тяжел! Они даруют силу и славу воину, даруют ему власть над людьми.
Священник успел оправиться от потрясения и устремил на барона гневный взор.
— Вы утверждаете, что сила наделяет человека властью? Если так, то вы жестоко заблуждаетесь, и ваша бессмертная душа...
— Моя бессмертная душа будет править твоей в царстве мертвых! — прокричал барон. — Эй, солдаты! Я устал от причитаний этого священника! Закройте ему рот да позаботьтесь о том, чтобы он помалкивал, пока я не доведу дело до конца.
Рамон рванулся было вперед, но Химена удержала его за руку и, покачав головой, кивком указала на мастерскую ювелира. Рамон понимающе кивнул, и они попятились и незаметно скрылись за домами.
Один из солдат барона поспешил к священнику. Горожане, увидев, что у солдата на уме, встали плотнее и загородили священника, вооружившись плетями и дубинками. Солдат растерялся, но к нему тут же присоединились еще четверо, после чего они вломились в толпу, выкрикивая боевые кличи, и принялись расшвыривать людей направо и налево. Священник не трогался с места. Он гневно взирал на солдат, сжав в руке крест, висевший на цепочке у него на груди. Но вот по костяшкам его пальцев ударила рукоятка пики, пальцы разжались и отпустили крест. Второй удар пришелся ему по макушке. Он лишился чувств и упал на мостовую.
— А теперь неси сюда свое золото, — гаркнул барон, повернувшись к ювелиру.
— Слушаюсь, милорд! — навзрыд вскричал тот, бросил полный жалости взгляд на упавшего священника и бросился в мастерскую. Следом за ним туда шагнули двое солдат.
Войдя в мастерскую, ювелир остолбенел. Застыли на месте и солдаты. Сундук, закрывавшийся на надежный замок, валялся на полу, крышка его была открыта, и всем было видно, что он совершенно пуст.
Ювелир бросился к сундуку с душераздирающим воплем, упал на колени и запустил руку внутрь него.
— Все пропало! Пропало мое золото! Покуда ваш господин пререкался со священником, пришел вор и украл все мое золото!
* * *
Химена и Рамон нашли рощицу в четверти мили от городка и спрятались в ее чаще. Спрятались они как раз вовремя: буквально через десять минут мимо на полном скаку промчались барон и его свита. Как только они исчезли вдалеке, Химена сказала:
— Через час после того, как стемнеет, можно будет отнести золото хозяину.
— Верно. И заодно проведать священника, — добавил Рамон. — Я через окошко видел, как солдат занес пику. Вряд ли у святого отца сотрясение мозга, но навестить его и узнать, как он себя чувствует, не помешает.
* * *
Мэт и Йорд были на самой середине лужайки, когда ужас, преследовавший их по пятам, в конце концов решил материализоваться. Прозвучала быстрая поступь, и с полдесятка темных силуэтов с воем промчались мимо и, развернувшись, остановились перед беглецами. Серая шерсть посверкивала при свете звезд, длинные морды оскалились, забелели острые клыки.
— Волки! — вскричал Йорд и поднял свой «друидский» жезл. Но вой окружил их с Мэтом со всех сторон.
— Спиной к спине! — крикнул Мэт и обнажил меч.
Волки попятились при виде холодной стали, что дало Мэту время развернуться и прижаться спиной к спине Йорда. Приняв это за отступление, волки оскалились, зарычали и прыгнули на людей.
Мэт ударил мечом, и хлынула на траву темная кровь Он слышал, как кричит позади от страха Йорд, однако к его крикам примешались звуки, явно говорившие о том, что он зря времени не тратит — его жезл дубасил по макушкам волков. Мэт наносил удар за ударом — колющие, рубящие, подкашивающие. Раненые волки отступали, другие набрасывались на них, чтобы добить и сожрать, а третьи бросались в бой. Мэт продолжал держать оборону, но рука его начала уставать и тяжелеть. Волчьи зубы сомкнулись на его лодыжке, и Мэт вскрикнул от боли. Мэт ударил сплеча, зубы разжались, но в этот же миг на его лицо нацелилась другая алчная морда. Мэт едва успел вовремя размахнуться мечом. Раненый волк отступил, но на его место прыгнул другой и укусил Мэта за левую руку Мэт вскрикнул и вспорол волку живот. За его спиной послышалось жадное рычание. Мэт догадался, что Йорд ранил кого-то из волков и теперь остальные пожирают товарища. У мнимого друида наступила передышка, но на самом деле их с Мэтом гибель была всего лишь вопросом времени — треклятых зверюг было слишком много. И как они только все помещались в лесу?
