Сэр Оризан рванулся к сержанту Броку, крича:
— Бросьте оружие, умоляю вас!
Один из меровенцев огрел его дубинкой. Сэр Оризан упал на руки других дворян, которые брезгливо отнесли его в сторонку и бросили, можно сказать, на произвол судьбы. Тут бретангличанин, затеявший потасовку, крепче сжал кинжал и снова обрушился на Паргаса. В это же время двое меровенцев пошли в атаку на сержанта Брока. Двое из солдат, подчиненных Брока, бросились ему на помощь, а на них напали уже четверо меровенцев.
А потом... все иностранцы, как один, развернулись против местных жителей, и за несколько секунд в зале возник сущий бедлам. В ход пошли табуреты, которыми одни размахивали, а другие прикрывались, как щитами. Сверкали ножи, стучали дубинки, звучали яростные вопли.
Но вот на фоне общего гама раздался крик, наполненный таким ужасом и страхом, что все, как по команде, замерли и повернули головы в ту сторону.
Лаэтри забилась в угол и дико верещала. Паргас, получивший с полдюжины ножевых ран, стоял, прикрывая ее спиной. Он тяжело дышал, но все еще сжимал в руке высоко поднятую дубинку. Взгляд его был устремлен туда же, куда и взгляд смертельно напуганной Лаэтри.
Бретангличанин-вельможа лежал на спине в луже собственной крови. На лбу его темнел кровоподтек, а глаза были широко открыты, но ничего не видели. Его глазам не суждено было что-либо и кого-либо увидеть вновь.
В зале воцарилась гробовая тишина. Но вот сержант Брок отшвырнул-таки навалившегося на него верзилу и бросился к распростертому на полу вельможе:
— Ваше высочество!
Сэр Оризан в страхе застонал.
— Высочество? — перекосившись от ужаса, одними губами пролепетал Паргас.
— Да, его высочество! — вскричал сержант. — И ты видел, что он не простой солдат, хотя и был переодет. — Он устремил гневный взор на Лаэтри. — Тебе выпала высокая честь, женщина. К тебе прикоснулся наследник престола Бретанглии — Гагерис, принц Уэльский!
— Че... честь? — всхлипывая, пробормотала Лаэтри и прикоснулась к синяку на щеке.
Но тут раздался голос хозяина кабачка:
— Держите его!
Развернувшись, все увидели, как какой-то человек выпрыгнул в окно и исчез в темноте. С воем, сделавшим бы честь своре гончих псов, несколько завсегдатаев бросились следом за ним.
А хозяин повернулся к Лаэтри и Паргасу и гневно указал им на дверь, ведущую в кухню:
— Вон из моего дома, смутьяны! Выйдете через черный ход в проулок, и чтобы больше я вас здесь не видел!
Дорогу куртизанке и ее сутенеру заслонили шестеро солдат-бретангличан. Чья-то крепкая рука ухватила за плечо хозяина. В испуге обернувшись, тот увидел сэра Оризана, угрюмо смотревшего на него в упор.
— Ловко придумал, хозяин. Может, ты и впрямь помог бы своим дружкам дать деру, но я был приставлен к принцу, чтобы защищать его, и не собираюсь брать всю вину за случившееся на себя! Корин! Ферол! Свяжите эту троицу и отведите в замок, да поживее, пока не вернулась вся крысиная стая!
* * *
Гувернантка Алисанды отложила щетку для расчесывания волос.
— Красота! Волосы вашего величества сияют, словно солнце! Желаете, чтобы я заплела косы?
— Я сама заплету позже ночью, — сказала Алисанда и поднялась. На ней была только ночная сорочка, ну и еще — море золотистых волос. — Благодарю вас за заботу, фрейлины, но теперь я пожелаю вам доброй ночи. День нынче выдался долгий и трудный.
— Что ж, доброй ночи, ваше величество.
Старшая фрейлина присела в реверансе, присели и остальные, после чего отправились к дверям, еле слышно перешептываясь о том, как это их молодой правительнице удалось вытерпеть противные перепалки и жуткий нрав царственных гостей.
Дверь за фрейлинами закрылась, и Алисанда открыла нараспашку другую дверь, которая соединяла ее опочивальню с опочивальней Мэта. Мэт стоял за порогом и только и ждал этого мгновения. Переступив порог, он крепко обнял жену. Алисанда прижалась к его груди и наконец позволила себе ослабеть, найти убежище в любви супруга.
— Что за кошмарное семейство! — пробормотала Алисанда, не отрываясь от плеча Мэта.
— Видел я семейства и похуже, но эти вполне могли посоревноваться за второе место, — согласился Мэт. — Просто диву даешься, как это они ухитряются править своим королевством, когда так часто ссорятся!
Алисанда отстранилась — совсем немножко.
— Трудно винить Петрониллу и считать ее корнем зла — при таком-то муженьке.
— Да? Это при том, что она с него глаз не сводит ни на миг? Ты посмотри на все иначе: Драстэн полностью зависим. Она считает, что он готов изменить ей в любое мгновение, стоит ему только о чем-либо подобном подумать!
— Ну, будет тебе. Будь же справедлив к нему, — с усмешкой отозвалась Алисанда. — Он ни на секунду не прекращает думать о том, как бы ранить ее побольнее.
— Это верно. Он знает, чего хочет, и всеми силами старается этого добиться, и горе тому, кто встает на его пути.
Алисанда пожала плечами.
— И как только женщина могла решиться выйти замуж за такого мужчину.
— О, я думаю, что двадцать лет назад он выглядел получше, — сказал Мэт. — Тогда он, наверное, был новичком в королевских делах и еще не знал, какие выгоды ему сулит власть.
— Об этом он мог узнать от нее, если верить слухам о ее былом замужестве, — сказала Алисанда.
— Да, ведь говорят, она просто-таки замучила своего первого мужа? Но с другой стороны, не ради титула — ведь она родилась герцогиней.
— Да, а он был всего лишь обычным бродячим рыцарем, хотя, по слухам, — красавцем, — вздохнула Алисанда, — И почему он умер таким молодым?
— Скорее всего от какой-нибудь старой раны. Разъезжать по турнирам — это опасно, знаешь ли.
— Жить с Петрониллой — тоже, я так думаю, — мрачно проговорила Алисанда, отошла и заглянула в зеркало. — Неужели и я когда-нибудь стану такой, муж мой?
— Только в том случае, если я стану пренебрегать моими обязанностями, — шутливо проговорил Мэт и, подойдя к жене, взял прядь ее белокурых волос и принялся накручивать ее на палец. — Нет, я не думаю, что ты когда-нибудь станешь такой самовлюбленной, любимая. Ты слишком занята усмирением бунтовщиков, отражением захватчиков и стараниями улучшить жизнь народа.
— Порой трудно отличить добро от зла, — отозвалась Алисанда. — Стоит только шагнуть на неверный путь, и начнется грехопадение, которое приведет тебя к тому, что в конце концов станешь тираном. А наши дети, муж мой? Как сможем мы удержать их от того, чтобы они превратились в подобия этих юношей?
— Любя друг друга и их как можно более горячо, — ответил Мэт, вспомнив своих родителей. — Не думаю, чтобы бретанглийские принцы научились оскорблениям и зависти на стороне. Похоже, они подражают родителям.
