— Ага, попробуй, — тот засмеялся, — Весь лут отдашь, ещё должен останешься.
— А чего же ты с ними крутишься?
— Если вызнать все их секреты, там такое бабло светит, — заулыбался он, но тут же прикрыл рот ладонью, покосившись в сторону кухни, и махнул, — Ладно, пошли отсюда.
— Куда?
— К гномам.
* * *
К гномам, это значит, ещё глубже. Мы спустились ещё на пару пролётов, и тут подземелье уже было довольно холодным. Тянуло сыростью, в углах корявой каменной кладки копошилась какая-то живность, и под ногами с писком пробегали мыши.
— Говорить буду я, — сказал Кент, — Чтоб лишнего не сболтнули.
— Какой ты важный, Кешка, — съязвила Женя.
— Так, Пашня, давай без подколов?
Фонза сразу же огрызнулась:
— Не называй меня Пашней!
— А ты не называй Кешкой!
Я только с интересом покосился на Фонзу. А почему это она Пашня? Но, судя по злому выражению лица, спрашивать её об этом сейчас не стоило.
В общем, их спор на том и закончился. Потому что, спустившись по очередным ступенькам, мы уткнулись в огромные кованые ворота. Ржавчина почти не брала створки, и рыжики появились лишь в некоторых местах.
На воротах умелым кузнецом была выкована витая картинка: гном замахивается тяжёлым молотом, целит по заготовке на наковальне.
Кент оттянул большое било, едва достав до него на цыпочках, и долбанул по железному диску. Раздался звон, будто в гонг ударили, пришлось даже зажать уши.
— Интересно, а как гномы дотягиваются до него, — Бобр заинтересованно тронул било.
Ему на цыпочки вставать не требовалось, но тут здоровяк был прав: гномы точно постучать в эти ворота не смогут.
Тут заскрипела створка, и мы непроизвольно отошли назад. Один Кент остался стоять, как невозмутимый.
— А, персик… — к нам выглянул низкорослый гном, с курчавой чёрной бородой, прикрытый кожаным шлемом, как у мотоциклиста.
Из приоткрытой створки вместе с холодным ветром донеслись звуки гномьего подземелья. Звон, умноженный эхом, и крики работяг.
Гном обвёл нас всех цепким взглядом:
— А это кто с тобой? — его глаза задержались на мне, — Щебень-гребень! Чеканова кровь!
И он, чертыхнувшись, захлопнул створку.
Мы так и замерли, растерянно переглядываясь друг с другом. Кент повернулся ко мне и пожал плечами:
— Опа-опа, — растерянно бросил он, — Нежданчик-то какой.
Створка снова открылась, и выглянул другой гном. Так же шарахнулся, глянув на меня, и захлопнул створку.
— Ядрён батон, они что, каждый на тебя посмотреть выглянут? — выругался Бобр.
— Тихо ты! — шикнул на него Кент.
Створка открылась в третий раз, и к нам выглянул… Тегрий Палыч, наш куратор. Низкорослый, лысый, бородатый, с красным носом, и всё в том же засаленном шахтёрском костюме.
— Так, Гончар, — он вышел и прикрыл за собой створку, отрезая от нас звуки подземелья, — И чего тут забыли, плееры?
На нас заметно пахнуло перегаром. Как-то сразу разрушилась романтика гномьих подземелий…
Судя по лицу обернувшегося Кента, появление препода стало неожиданностью. А Тегрий Палыч вдруг зацепился взглядом за свиток в моей руке, и его глаза жадно загорелись:
— А что это у тебя такое?
Глава 26, в которой балласт
Как назло, я пропустил тот момент, когда можно было спрятать свиток. Тегрий Палыч просто впился в него глазами:
— Боюсь, первокурсникам не положено иметь такие вещи…
— Тегрий Палыч, любой лут из данжа принадлежит его группе, — сразу подала голос Фонза.
Горящие глаза препода явно намекали, что в этот момент он думает о чём угодно, но явно не о правилах Баттонскилла.
— Если найденный артефакт несёт серьёзную угрозу школе, то мне следует его изъять, — рука, запылённая известью, протянулась к свитку.
Я отошёл на шаг, и Тегрий Палыч нахмурился:
— Господин плеер, это как понимать?
— Мы хотели бы продать наш лут, Тегрий Палыч, — попытался оправдаться я, — Так что он навряд ли останется у нас.
Кент зашикал на меня, а препод противно улыбнулся, а потом пошарил в карманах. В одном, в другом… И вытащил потемневшую от времени монетку. Потом кинул мне.
Я едва успел поймать, как в этот же момент свиток перескочил в руки красноносому. Тот поймал его, улыбаясь, как нашкодивший озорник.
— Эй, — я только успел протянуть руку.
— Вы хотите сказать, — препод обвёл нас взглядом, и уставился на Кента, — что пришли продать лут гномам? Не сдавая на склад академии?
Я захлопнул рот. Все остальные тоже молчали, только Фонза с Кентом затрясли головами так, будто никогда в жизни не думали сдавать лут мимо кладовщика.
А Тегрий Палыч по-хозяйски развернул карту:
— Та-а-ак… Вот же щебень-гребень! — его взгляд метнулся ко мне, — И недели не прошло, и ты туда же! Неужели и вправду Чеканова кровь?
У меня забилось сердце.
— Вы про что?!
Но Тегрий Палыч не услышал вопроса:
— Не-е-ет, ребятушки, в Гималаи вам рановато. Эти локации начинаются с третьего курса, так что… — он покачал головой, — не могу позволить такой опасной карте остаться у вас.
— Гималаи? — только и вырвалось у Фонзы.
Препод поморщился, поняв, что сболтнул лишнего.
— Что вы имели в виду, когда сказали… — начал было я, но преподаватель поднял руку:
— Так, плееры и персики! — Тегрий Палыч принял серьёзный вид, — У гномов сейчас очень важное мероприятие. Просьба не отвлекать.
Он постучал по старым потёртым часам на запястье, на что-то намекая. А потом, не отворачиваясь, оттянул створку, тут же смачно икнул, заполняя атмосферу вокруг парами спирта, и бочком протиснулся. Ворота гулко грохнули, и мы остались в тишине…
— Ядрён батон, — только и вырвалось у Бобра, — Сколько он дал?
Я развернул кулак с монеткой. Она была чуть ли не чёрной…
— Серебрушка, — поморщился Кент, — Не густо.
— Десять серебра — один золотой?
— Ну, типа… Только нафиг оно никому не нужно, — персик отмахнулся, — Банки игроков даже не принимают.
Больше стучать Кент не рискнул.
— Сегодня спалился, придётся пока залечь на дно. Возвращаемся, пока не поздно.
— Да, этот Тегрий намекнул, что время поджимает, — даже Фонза занервничала.
— А чего будет-то, братва?
