Сквозь боль шёпот дриады едва был слышен. Но я слышал.
— Но хотела остаться ассасином, — шептал мне ветер, — Твои отец и мать увидели суть вещей…
Я уткнулся лицом в траву. Где-то совсем рядом пыхтел мангольер, он словно оттягивал момент моего убийства.
Кровь толчками уходила из руки.
— Почему ремесленные классы пустые, человек?
Голос дриады удалялся, слабел.
Я чуть не заплакал в траву от боли, а потом, замычав, целой рукой полез в кошель. Что за фигню она мне бормочет? Лучше б что путное сказала!
Пальцы ухватили зелье, сквозь муть боли я едва смог разглядеть красный цвет.
Я присосался, как младенец, к бутыльку… Тут меня чуть не вырвало! Что за гадость?! Зелье здоровья не такое.
Сквозь пелену я увидел надпись «здор». Да ну твою-то за ногу, я выпил бурду Кента!
И полегчало.
Реально, вдруг я стал видеть всё так чётко. Замедленное движение мангольера, вот он втыкается в траву, а меня там уже нет.
Я перекатился, опёрся на руки. На обе руки!
Уже вскочив на окрепшие ноги, и вдарив нехилым спринтом, я с удивлением смотрел на здоровые ладони. Новая рука была розовой, с чистой кожей, ни единой мозолинки.
Глаза выцепили лежащий в стороне серп, и я кувырком метнулся к нему. Так, теперь в «капусту-до-хрусту».
Всё вокруг окрасилось в почти чёрно-белые тона, краски поблекли, но зато движения мангольера стали чуть медленнее.
И столько силы. Она всё прибывала, и я сразу вспомнил разлетевшиеся мозги огра. Блин, надо бежать быстрее, времени мало.
Зубастик всё же был быстрее. Он прыгнул — вот ещё один рывок, и точно достанет.
— Пошёл отсюда, — я взмахиваю рукой…
И она, вдруг отстегнувшись у плеча, летит в пасть хищному апельсину. Тот удивлённо ловит руку, замирает, пережёвывая.
А я снова смотрю на две ладони. Мне удалось заметить, что новая рука вылетела из плеча, хлестнула, словно кнут, раскручиваясь в целую конечность.
Что тут происходит?! Почему отлетают конечности, и отрастают со скоростью света?
Меня бросило на землю, а ногу пронзила боль. Я обернулся — мангольер оттяпал мне её по колено.
Но я уже кувыркнулся, и бегу дальше… снова на двух ногах. В прыжке отросла новая, хоть она теперь и была босая.
Чего-то намудрил Кент, но это было здорово.
А если…
Пошарив рукой в кошельке, я выхватил новинку персика. Чёрное, как уголь, зелье.
Нет, Гончар!!! Подумай!
Не рискуй!
Пусть мангольер рискует…
Пасть апельсина уже рядом, и плечо чувствует движение шипов, надрывающее кожу. Я метаю зелье прямо в раскрытое чрево.
Мангольер на миг замер, сглотнув, округлил глаза, а потом с ещё большей яростью метнулся вперёд. Я лишь на миг почуял, как ног у меня ниже живота не стало, и меня отбросило на несколько метров.
Кувыркаясь, я попытался вскочить. Первый раз не удалось — ноги отросли только до колен. А вот во второй раз я уже крепко встал на стопы.
Оборачиваюсь…
До меня докатилась глыба.
Огромная круглая статуя, с застывшими навечно зубами и глазами. Последний раз шевельнулся клык, чуть не отколовшись — мангольер действительно стал крепче камня, никакой брони не надо. Кент не соврал.
Через миг статуя накренилась, словно под ней опора исчезла. В лицо ударила каменная крошка. Глыба накренилась в другую сторону, словно и вторую её сторону раздолбали.
Я обернулся. Блин, вокруг грядки этой самой капусты-до-хруста. Обычные зелёные кочаны крутились вокруг кочерыжек, и большие листья выли, как лопасти пропеллера.
И рубили! Рубили каменную статую, измельчая в пыль.
Меня мягко коснулся лист капусты, я замер. Серп так и был в моей руке. Нельзя двигаться. Сейчас успокоитсяя кочан, тогда сделаю шаг.
Жалобный вскрик львицы донёсся до меня.
Вот же нафиг!
Я рванул вперёд, прыгнул.
Ноги снова не стало ниже колена, подо мной словно вертолёты на взлёт запустились. Я пролетел, упал, перекатился между крайними кочанами. Рука сама дёрнулась, сшибая одну кочерыжку серпом, и через мгновение я вскочил на отросшие ноги, подняв над собой кочан, как олимпийский огонь.
Грядки капусты остались позади.
Глаза привлекло зелёное, колышащееся одеяло справа. Эта грядка словно заросла мелким, мягким салатом, покрытым инеем. От грядки так и веяло морозной свежестью.
Некромята! Съешь такую, и действительно станет свежо. Так, что сердце схватит от мороза.
Я полоснул серпом по краю грядки, кое-как перехватил некромяту за стебли. Пальцы сразу свело морозом, я аж плечи вжал.
Ух-х-х!
Через минуту бега я выскочил на поляну с беседкой.
Мои тиммейты проигрывали. Львица уже лежала раненая, пытаясь подняться, Лекарь валялся рядом с головой в крови. Биби сидела на коленках, глядя пустым взглядом на раскуроченного бугая, свисающего с ветвей. Тот словно на гранату лёг, и его от взрыва закинуло на дерево.
Только Бобр ещё махал своей булавой, пытаясь отбиваться от второго бугая. Одна нога у Бори была в крови, рука неестественно выгнута.
Орк же наслаждался, размахивая здоровенным палашом. Да, судя по зарубинам на дубине у Бори, против меча драться сложно.
— Эй! — заорал я.
Орк повернулся, и я, хлопнув по листьям капусты, с размаху бросил ему кочан. Та уже в воздухе начала раскручиваться, и орк со смехом отмахнулся палашом.
Не, дружище, там с олимпийским огнём не поступают.
Сверкнули искры, палаш срезался посередине, а мельтешащий вихрь влетел прямо в грудь бугаю. Взрыв крови и плоти ещё раз окрасил всё вокруг в зелёный цвет.
— Герыч, ты как? — Бобр, упав на колени, показал мне на руку.
Именно ей я хлопнул по листьям капусты, и ладонь сразу отсекло. Только теперь эффект зелья, видимо, ослабевал, и я с удивлением смотрел, как рука медленно восстанавливается. Словно ладошка младенца сначала выросла, вот наклюнулись ноготки, стали двигаться пальчики…
— Норм, — я медленно выдохнул, потом собрал целой рукой вокруг разбросанную рядом некромяту, — Надо… Дафне дать.
Не знаю, какой ещё эффект был у зелья Кента, но всё вокруг стало темнеть.
Биби подскочила, пошатываясь. Я успел заметить её ноги в кроссовках перед лицом.
— Я дам, обязательно дам!!!
— Геры-ы-ыч, — Бобр пытался подползти, а я улыбнулся, проваливаясь в беспамятство.
Двадцать минут у меня в любом случае есть.
