Эпилог
Изалия
Карета тряслась по каменным плитам цвета олова, защищавшим весь город от пыльной земли пустоши. Отец не подал виду, когда из-за тряски его шляпа съехала на лоб. Он смотрел в окно и время от времени фыркал, когда мимо нас проносились здания из серебра, золота и стекла. В его голове, казалось, кипела работа, и я наблюдала, как он разминает руки в перчатках, словно сворачивает узкую шею глупому гусю. Рядом с ним лежало наше приглашение в королевский дворец в столице. Я вспомнила спешащего гонца, ворвавшегося в салон, чтобы передать сообщение моему отцу.
Казнь принца.
– Расточительство! – услышала я крик отца. Затем он вскочил и открыл выпивку, которую обычно доставали только для особых случаев. – Настоящее расточительство.
– Ты не знаешь, что он сделал, Филип, – раздался голос мамы, и больше всего мне хотелось хлопнуть ее по лицу украшенной драгоценностями рукой. Неважно, что сделал Эрик. Он был нашим принцем и капитаном. И к тому же был братом Люциуса. Как он мог приговорить собственного брата к смерти?
Мама сидела рядом со мной и проверяла прическу, используя маленькое ручное зеркальце. Иногда отцовское фырканье смешивалось с раздражающими восклицаниями матери, когда карета дергалась и грохотала. Это приводило меня в бешенство, и я зарывалась руками в дорогостоящую кожу обивки сидений. Клод собственноручно ее отделал, чем всегда восторгалась мать. У опытного кожевника были большие, талантливые руки. Мама также знала, как извлечь из этого выгоду, но этот секрет я хранила при себе. Это разобьет сердце моему отцу.
Я прислонилась лбом к прохладному стеклу, и от тряски кареты он слегка бился об окно, заставляя кожу вокруг моего лба медленно краснеть. Было жарко. Необычно для конца лета, которое не хотело прощаться в этом году.
– Как он собирается это сделать, Филип? – пролепетала мама, доставая веер из сумочки.
– Симона, успокойся, наконец! – воскликнул отец, вытирая пот со лба. – Мы живем в печальные времена. Платос никогда бы не казнил ни одного своего сына. Да еще и публично, с приглашением, как на бал!
– Наверняка виновата эта стэндлерка. Как там ее звали? – продолжила бормотать мама. Невольно сжав руки в кулаки, я подумала о девушке, которая держала Люциуса за руку. За ту руку, которая принадлежала мне уже несколько лет. Я успокаивающе помассировала переносицу и закрыла глаза, чтобы скрыть ярость внутри себя.
«Стэндлерка все испортила», – подумала я. А потом ушла, оставив после себя обломки. Его жизни, моей. Моя репутация была разрушена!
– София, – в один голос произнесли мы с отцом и посмотрели друг на друга. Его серебристо-серые глаза одобрительно блеснули, когда очередной толчок прокатился по карете.
– Боже, Геррит! Езжай помедленнее! – пожаловалась мама кучеру и повернулась ко мне. Она подняла руку и заправила выбившуюся прядь обратно в прическу, которая стягивала мне голову. Жемчуг, который Дристель, служанка, заплела в мои волосы, задрожал.
– Держи голову прямо, Изалия. Я не хочу, чтобы ты произвела плохое впечатление. Ни один учитель балета в мире не сможет исправить это, а Бенерике надоело иметь дело с такой упрямой девушкой.
– Хорошо, мама, – прорычала я и сделала, как было велено. Я потянулась, чувствуя, как каждая косточка встает на свое место в позвоночнике. Путь от Калакара до столицы был ближним. Тем не менее дорога была бесконечно скучной и утомительной. Две вещи, которые на самом деле должны были быть взаимоисключающими, не будь моей матери. Полное противоречие.
– Ты ведь хочешь произвести хорошее впечатление?
– Для чего? Скажи честно, мама, что я могу выиграть? Король помолвлен, да еще и убивает брата. Что еще тут можно спасти?
– Скажи же что-нибудь, Филип! – возмутилась она, размахивая руками. Я закатила глаза и скрестила руки на груди.
– Прекратите сейчас же, вы обе! – прогремел отец, предостерегая меня суровым взглядом, который в тот же миг направился на мою мать, испуганно схватившуюся за пышное декольте.
– Филип! – Отец скривил рот, словно в любую минуту мог взорваться. Когда дело доходило до приговора, он не хотел ничего видеть и ничего слышать.
– Успокойся, Симона. Мне надоели эти вечные ссоры. Король выбрал супругу, и мы явимся по его приглашению. Этого достаточно. – Если мы этого не сделаем, нас ждет наказание. Отец не хотел признаваться, когда я обратилась к нему со своей догадкой.
Поэтому я пробралась ночью в его кабинет. Один из стражников постоянно охранял вход в комнату. Но никто и не подозревал, что окно можно использовать, как дверь. Я знала, где он прятал важные вещи. В ящике из красного дерева, который был заперт на ключ, лежавший под статуей из меди и олова.
Эбелон, принц звезд, который отлично подходил, как пресс-папье или как укрытие от любопытной дочери, которая никогда не позволяла себя запутать. У меня не было никакого желания идти во дворец. Не после того, что сделал со мной король.
Я быстро нашла письмо. Оно выделялось среди других важных документов; бумага мерцала, как внутренняя часть морской ракушки.
Открыла письмо и прочитала его в серебряном свете луны, пробивавшемся сквозь решетчатое окно.
У меня перехватило дыхание, так сильно меня потрясли эти строки.
Уважаемая семья Седрик,
Генерал Филипп и его супруга Симона с прекрасной дочерью Изалией. Приглашаем вас на день правосудия в последний вторник этого месяца на казнь принца и капитана королевства Купфоа, его верного соратника солдата Таранса Халлакена, а также Кайрона Калея. Их обвиняют в государственной измене!
Любой отказ явиться на исполнение приговора будет караться суровым наказанием.
От имени короля Люциуса, Сириус Натан,
Министр и королевский советник королевства Купфоа
Я снова почувствовала дрожь, которая охватила меня неделю назад, когда думала о том, что произойдет с нами, если мы не явимся.
Нас будут пороть, как поступила мать с Дристель, когда та испортила мое платье, потому что я разозлила ее, пока она подавала мне чай?
Или бросят в темницу?
Или тоже казнят, потому что мы не захотели смотреть?
Я никогда не узнаю.
Карета подъехала ко дворцу. Передний двор был намного больше, чем я помнила. Вероятно, все дело в том, что в прошлый раз мы явились сюда в более поздний час. Солнце припекало красные булыжники мостовой, заставляя их дымиться, словно в огне.
– Когда состоится казнь?
– Завтра утром, Лия, – сказал отец, снимая шляпу. Его темные волосы были мокрыми и прилипшими ко лбу. Я видела в его серебряных глазах, как замок тянулся к небу. Он был огромен, что пугало меня. Я кивнула, размышляя, где был принц. Находился ли он перед завтрашней смертью в своих покоях? Или ждал своего конца в темнице?
