Тук-тук.
Прямо как тиканье часов на рыночной площади.
– Что ж, – откашлялся он и промокнул уголки губ белоснежной салфеткой. – Я хотел сказать, что сегодня мой брат… как бы это сказать?.. Совершил ошибку, за которую я собирался перед тобой извиниться. Ты должна знать, что он безутешен, с тех пор как умер наш отец. Но конечно же это не оправдывает его по-детски глупое поведение. Но мой брат недоверчив. Раб своей военной подготовки, звания капитана. Возможно, просто одержимость, которую он приобрел с годами. Он страдает от паранойи.
– Не хочу показаться грубой, Ваше Величество. Но я больше не хочу говорить о Вашем брате.
– Разумеется, – ответил король, перевел свое внимание на мясо, лежащее на тарелке, и начал его разрезать на кусочки. – Я лишь хочу устранить недоразумение. Эрик не следил за тобой, потому что я хотел…
– Я и не думала об этом, – перебила его и посмотрела в его изумленное лицо.
– Хорошо. – улыбнулся он. – Значит, мы все прояснили.
– Господин министр уже предупредил меня насчет Вашего брата.
– Да, – подтвердил король Люциус, активно жестикулируя. – Не представляю, что было бы, если бы он стал королем! – Он неискренне рассмеялся, и я присоединилась к его истерическому хихиканью. Это было неправильно.
Почти также неправильно, как его последующее подмигивание. От меня не ускользнуло, как над его верхней губой появилась испарина, и он залпом опорожнил бокал.
– Тамара! – щелкнул он и указал на пустой бокал. – Пожалуйста, налей еще мне и очаровательной леди. – Мне хотелось отказаться, но его напряженный взгляд не дал этого сделать. Я оцепенела на своем стуле, молясь призракам прошлого, чтобы этот вечер поскорее закончился.
После того как мы закончили, в королевский салон вошла Безымянная, чтобы отвести меня в мои покои. Но король Люциус захотел провести со мной еще немного времени, отослав ее определенным движением руки. Я не знала, то ли его способности заставили ее бежать, как загнанный кролик, то ли это авторитет, который он носил с золотой короной на голове. Он плыл рядом со мной, когда мы шли по проходам, мимо охранников в серебряных масках, к коридору, ведущему в обсерваторию. Я никогда не привыкну к тому, что он сидел на своем троне в окружении черных платков, которые ниспадали на полированный пол. Он был похож на призрака. Далекое воспоминание, висевшее между мирами.
– Я подумал отложить вечернее заседание совета. В конце концов, я довольно часто оставляю тебя одну. – Он одарил меня задорной улыбкой и мягко подтолкнул к тому месту, которое будет уплывать в винтах к выпуклому стеклянному глазу, как только он отдаст приказ своей сельтерской силой.
– Не стоило, – отреагировала я, но онемела, когда он положил пальцы мне на подбородок. Он находился так близко, что я могла ощутить его дыхание. Мед, смешанный с кислым вином.
Это был первый раз, когда я провела с ним наедине так долго. К моему удивлению, я наслаждалась этим почти так же сильно, как и непринужденными беседами с Джоном.
В обсерватории царила особая атмосфера. Она была такой же честной, как сама ночь. Она делала из короля обыкновенного юношу, который вместе со мной смотрел на небо и считал звезды.
– Их сто миллионов, – рассмеялась я, когда он в самом деле начал считать.
– Их миллиарды, и каждый день появляются новые, – отреагировал он и силой своих рук открыл стеклянный глаз над нами. Прохладный воздух мягко коснулся моей шеи, когда я посмотрела вверх на сверкающее небо.
– Как было бы хорошо существовать там, наверху, рядом с ними… – вздохнул он. Я почувствовала его взгляд со стороны и согласилась с его вздохом.
– Мой отец всегда говорил, что там живут призраки прошлого и смотрят на нас. Я знаю, для Вас это прозвучало глупо. У нас нет богов…
– Это вовсе не так, – сказал он и нежно провел пальцем по тыльной стороне моей ладони. – Продолжай.
Когда я заговорила, почувствовала себя так близко к отцу, как не была давно. Возможно, это связано с тем, что я была ближе к звездам, чем когда-либо. Возможно, потому что поделилась своими воспоминаниями с Люциусом.
– Моя мама умерла во время моего рождения. Я не знакома с ней. Все, что у меня есть, – наследие, которая она оставила мне. Так всегда говорила Зан Захрай. – Я указала на свои веснушки, которые он рассматривал с очаровательной улыбкой на лице. Я покраснела под его взглядом и вновь повернулась к звездам. – Я долгое время чувствовала себя скверно, думая, что это я виновата в ее смерти… Мой папа всегда пытался избавить меня от этих мыслей. Мы, стэндлеры, верим в призраков прошлого, которые следят за нами. Отец рассказывал мне, что каждую ночь мама охраняла меня, потому что очень сильно любила. Это делало ситуацию немного более терпимой. Знаете… она ведь даже не видела меня. Как тогда она могла любить меня?
– Я думаю, это то, что делают родители.
– Я так сильно любила его, – произнесла я и почувствовала, как слезы начали застилать мои глаза. Но я не дала им выход, проморгавшись. – Теперь он следит вместе с ней.
– Ты, должно быть, скучаешь по отцу.
– Больше всего на свете. – Он осторожно взял меня за руку.
Это больше не чувствовалось неправильно. Не здесь.
– Смотри, – сказал он через некоторое время, указывая на одну из звезд. – Звезда, которая светится ярче всех. – Я проследила за кончиком его пальца, ища в звездном море звезду, о которой он говорил. – Эта звезда наверняка твоя мама, которая все еще любит тебя и всегда это делала.
Его слова успокоили меня.
– Возможно, – отозвалась я, сжав правую руку в кулак, чтобы удержать то, что сдерживало меня. Я хотела взять в руки бубен, что так славно звенел и смог бы заглушить мои слезы, которые теперь были громче моих слов. Я ненавидела плакать.
– Я хочу рассказать тебе одну историю, – произнес он, чтобы сменить тему. – Историю о принце Эбелоне и его Кристелль… любимую историю моей матери. Она была танцовщицей. Она так прекрасно танцевала. Иногда я незаметно наблюдал за ней. Она была такой грациозной. Такой чистой. Почти такой же прекрасной, как ты.
25
София
Принц не появлялся в течение нескольких следующих дней. Он не приходил ни на мой сольный танец, ни на общий ужин в королевском салоне.
Было горько-сладко осознавать, что он оставил меня в покое, ясно дав понять, что мы были врагами. И эта ясность подарила мне некоторое спокойствие, отогнала ложные надежды. Но глубоко внутри – это было почти так же больно, как и потеря моей семьи. Я тосковала по потрескиванию огня, когда после вечерних песнопений, мы сидели вместе и рассказывали друг другу истории. Я скучала по жизнерадостному настроению, когда поднимала свой бубен и начинала танцевать. Скучала по каждому камню, который стирал мои ступни. Да я даже скучала по невыносимому поведению Элиа, когда тот всем видом пытался показать, что мне стоит помолчать.
