Я отбросила ужасную мысль; может, в последнее время он чаще смотрел на меня, потому что я сама бросала на него подозрительные взгляды. Я встала рядом с Амой, которая промывала рис в чане.
Уже несколько дней у нас был один рис и картофель. У меня скрутило желудок при мысли о переваренной каше, но все же я безропотно принялась чистить картошку. Все было лучше, чем терпеть глупость Элиа и испытующие глаза Ивана.
– Запасы на исходе, – со вздохом произнесла Ама, вытирая мокрые руки о юбку.
– Как много времени у нас еще есть?
– Если мужчины в ближайшие дни не поймают рыбу, или раков, или ящериц между скалами, у нас вряд ли будет шанс отправиться в путь по пустоши.
– Гадкие медные жители заставляют нас голодать! – прорычала я, бросив уничтожающий взгляд на стены, которые, казалось, издевались надо мной. Ама снова вздохнула.
– Все могло быть так красиво. В первые дни своими рукодельными изделиями мы могли бы хорошо заработать. Люди любят наши представления. Но чего стоят деньги, если на них ничего нельзя купить? – Когда она продолжила говорить, то звучала старше, чем была на самом деле: – Может, нам действительно стоит уйти… Деревянные мечи ничего не могут противопоставить металлу.
Я не хотела об этом думать, но знала, что значит ее остекленевший взгляд: мысли вернули ее в детство. В те времена, когда была невольницей на плантации.
Они говорили, что она была слишком изящной. Ее руки – слишком тонкие для армии детей-солдат, которую сформировал король Тумбары. Поэтому она оказалась в усадьбе, где должна была работать вместе с другими детьми под палящим солнцем.
– Плохие вещи всегда запоминаются, но с годами отдаляются, становятся гротескными… темными призраками, которые преследуют тебя, – услышала я голос, когда спросила о ее прошлом.
Как и я, она не помнила время до ужаса. Она даже не знала, где жила до этого, кто ее родители и что с ними произошло.
– Хорошие блекнут в реальности. Но теперь у меня есть она. – Дочь Натия, которая угрюмо бросала маленькие камешки в реку, в то время как другие дети плескались в воде.
– Когда ты становишься матерью, у тебя словно начинается новая жизнь. Ты просто хочешь, чтобы с твоим ребенком все было в порядке. Остальное не имеет значение.
Я не могла допустить, чтобы Элиа заставил свой народ страдать, пусть и другим образом.
– Как много времени у нас еще есть?
– Возможно, еще недели три, если мы все точно распределим… Потом немного сена будет потрачено на животных, и наших припасов хватит как раз, чтобы убежать в леса Леало.
– Я поговорю с Элиа, – решительно произнесла я. Как бы я ни любила Софию, наш народ не должен и дальше страдать от его одержимости.
27
София
Я заметила, что его взгляд был устремлен на мой рот. Король мягко обхватывал меня за талию, пока пол под нами начал вращаться, заставляя нас танцевать друг с другом, как иначе не смогли бы. Мы стояли в обсерватории. Медленно прокрался ещё один этап моего дня этой недели.
После ужина он поднимался сюда вместе со мной. Обычно я наслаждалась его присутствием. Однако на этот раз он находился слишком близко ко мне. Скреб по защитной стене, которую я воздвигла, чтобы сохранить единственное, что я еще могла потерять. Свое сердце.
Принц все также не приходил в королевский салон на ужин. Я постепенно привыкала к тому, что он лишь иногда появлялся в моих мыслях и превращался в тень.
Люциус весь вечер был так молчалив, и мне стало интересно, что у него на сердце. Я буквально видела облака, клубившиеся над его прекрасной головой.
Когда он заговорил, я затаила дыхание:
– Я хочу тебе кое-что сказать. Кое-что очень важное. – Мое сердце пропустило несколько ударов. Он напряженно провел рукой по лицу и одарил меня извиняющейся улыбкой. – Прости. Подбирать нужные слова никогда не было моей сильной стороной. Мне очень сложно говорить о своих чувствах. – Это я знала. Когда он говорил о своей матери или недавно почившем отце, то воздвигал стену. Каждый раз я на миг замечала что-то хрупкое в его глазах, прежде чем он снова надевал свою маску. Я молчала, когда он взял мои вспотевшие руки в свои.
– У меня есть чувства. Чувства, которые я раньше никогда не испытывал… Они новы для меня. И пугают меня.
Он приблизился к моему лицу, и я позволила кончикам наших носов соприкоснуться друг с другом.
– Никогда бы не подумал, что такое возможно. – Он положил мою руку себе на щеку. Пальцы покалывало жаром, который он излучал. Вздрогнув, я ощутила его сладкий аромат, затронувший мои щеки. Ваниль. Мои пальцы скользнули вниз к его ключице, а затем к его волосам на затылке. Резкий порыв охватил меня. Вспышка жара ударила мне в лицо.
– Ты словно моя Крестелль. Только с той разницей, что я нашел тебя до того, как судьба ополчилась на меня. – Я не знала, что ответить на это, поэтому продолжала молчать. Молчала, пока мое сердцебиение заглушало дыхание.
– Я могущественный человек и способен дать тебе все, что нужно, – все, что пожелает твое сердце.
Неестественно быстрым движением он схватил меня за запястье и вложил в мою руку какой-то холодный предмет. Я изумилась, увидев бриллианты, которые вспыхивали снова и снова, когда я слегка раскачала их. Это диадема! Серповидной формы, как убывающая луна. Ответственность покалывала мои ладони. Сначала слова запечатали наш союз. Теперь аналог его короны лежал в моей руке. Могущественный, несокрушимый и стальной.
– Тебе нравится?
Он улыбнулся и мягко спросил, может ли надеть ее на меня. Я поколебалась, но склонила голову.
– Она принадлежала моей матери. Мама бы обрадовалась, узнав, что такая очаровательная танцовщица теперь носит ее. Ты бы ей понравилась.
– Спасибо, – вздохнула я, купаясь в его искренней улыбке. Он быстро провел рукой по щеке, прежде чем снова стал серьезным и начал говорить. Каждое слово звучало как колокольный звон.
Четкий и режущий. Иногда даже сокрушительный.
– Мне лишь нужно кое-что взамен. Единственное условие, которое значит для меня целый мир. Это чрезвычайно важно для меня… незнание не позволяет мне ясно думать.
– Какое условие? – удивленно прошептала я. Я уже отдала свою свободу. Что еще он мог хотеть?
– Люби меня… Ты любишь меня? – Жар окрасил мои щеки. Мне стало жарко и холодно одновременно; мое сердце так сильно начало пульсировать в грудной клетке, что я не была уверена, удержит ли она его.
– Люби такого мужчину, как я… – Он остановился и чуть приподнял голову. – Того, кто не может танцевать с тобой по жизни. Но того, кто смотрит на тебя… и искренне любит всем сердцем.
Я ничего не могла сказать в ответ. Мне хотелось сбежать от странного чувства, ползущего по моим венам. Жара и холода. Жесткого и мягкого. Люциус поднял руку, заставив свой трон взлететь вверх. Теперь мне пришлось поднять голову, чтобы посмотреть в его серебристо-серые глаза, в которых я мечтала когда-то увидеть истории. Но они были непроницаемым зеркалом.
