– Я люблю тебя… София. Я сделал это с первого момента, когда ты вошла в мою жизнь.
Он наклонился ко мне и ласково поцеловал. Многие его поцелуи я терпела, надеясь, что они прекратятся.
Некоторые мне все-таки нравились. А этого я хотела. Возможно, потому что хотела избавиться от чувства отвращения, которое испытывала к себе в тот момент. Или горя, что охватило меня, как только я подумала о половине жизни, проведенной со своим народом.
Его поцелуй был исцеляющим. Он заставил меня забыть обо всем.
Губы, которые так часто были сжаты в тонкую линию, казались бесконечно мягкими. Я запустила пальцы в его волосы и коснулась холодного метала его короны. Он издал вздох, когда я обняла его другой рукой, что побудило его притянуть меня к себе еще ближе. Я чувствовала его тело напротив своего, мою грудь на его груди.
Его сердце, бьющееся о мою грудь, как и его любовь, стучащая во врата моего сердца.
«Впусти меня», – нежно шептало оно мне.
«Люби меня».
Но вдруг я услышала в голове голос Элиа.
Режущий, как один из его кинжалов, он кричал мне прямо в ухо: «Я не успокоюсь, пока не верну тебя».
Смешивался с разъяренным голосом принца лжи: «Полезно знать о сильных сторонах и способностях своих врагов».
Слезы навернулись на глаза, когда король оторвался от моих губ и начал целовать шею. Очень медленно и осторожно, словно боялся, что в следующий момент я могу сломаться.
Но тут, помимо своего желания, я почувствовала какую-то чуждую мне силу. Что-то невидимое обхватило меня, как удушающая хватка змеи. Невидимые руки, которые притягивали меня к нему все ближе и ближе, лишая воздуха. Жар пульсировал в моей голове, в ушах, во рту, пока я не почувствовала кровь.
Я не могла дышать!
Медленно и мучительно он выдавливал воздух из моих легких, пока поцелуй короля становился все более страстным.
В панике я вывернулась из его объятий и посмотрела на руки, которые он спокойно положил себе на колени. Однако чувство осталось. Оно грозило раздавить меня. Меня и мое надломленное сердце.
– Что такое?
Я дрожала, охваченная внезапным холодом, и пыталась восстановить ритм своего сердцебиения.
– Мне… мне нужно время… – мой голос сорвался, и я вытерла влажные глаза и опухшие губы, на которых все еще оставался его вкус. Король кивнул и молча опустился на пол.
Когда он отпустил меня извиняющимся кивком головы, я выбежала из комнаты и затерялась в темноте коридоров.
Как только ушла от него, я снова смогла дышать.
Я не знала, чем думала, когда целовала его. Я не собиралась отдавать ему свое сердце.
Не после того, как король-сельтер лишил меня свободы. Всего, в чем действительно нуждалось мое буйное сердце.
Я должна была помнить, кем являлась. Я не была принцессой.
Я – ветер, принадлежавший только себе.
Когда я бежала по темному коридору, меня словно хватали невидимые руки. Словно хотели удержать меня, чтобы я осталась с ним.
28
Эрик
– Почему ты до сих пор наблюдаешь за ними?
Я слегка вздрогнул, но быстро взял себя в руки и медленно повернулся в сторону Таранса. Первое правило многомесячной военной подготовки: никогда не расслабляйся. Стиснул зубы, осознав свою глупость, и нацепил непроницаемую маску.
Отблеск свечи освещал его покрытое шрамами лицо.
Как можно равнодушнее я поднял подбородок и приложил руку ко лбу, чтобы поприветствовать его:
– Неплохое замечание, солдат. Тем не менее подло подкрадываться ко мне так, когда мы не на поле битвы.
– Все это лишь вопрос подготовки – и дерзости, капитан. – Я расслабился и, посмеиваясь, похлопал его по плечам.
– Что привело тебя сюда, товарищ?
– Возможно то же, что и тебя. – Он наигранно вздернул брови, чтобы спровоцировать меня. Я закатил глаза и притворился занятым.
– Король хочет меня видеть. Я лишь жду, когда он закончит со своими делами.
– Которые, похоже, тебе не нравятся.
Девушка в слезах пронеслась мимо, не заметив меня. В последнее время она часто плакала. Но меня это не волновало.
– Я здесь по долгу службы. А не для того, чтобы удовлетворить свой интерес.
– И по какому же, капитан? – Мы с Тарансом были друзьями слишком долго, чтобы от него смогло ускользнуть, сколько раз я прогуливался по темным коридорам, чтобы увидеть, что она делала. Обычно она ничего не делала. Ничего, либо плакала. Я не мог избавиться от ощущения, что она страдает от жуткой тоски по дому.
Это не было удивительным, как и то, что стэндлеры до сих пор не убрали лагерь у наших ворот и ничего не делают для этого.
София, казалось, чувствовала их присутствие.
На сколько еще им хватит запасов? У них было много ртов, но они не имели столько средств и возможностей, сколько было у наших солдат. Длительные осады требовали планирования и хорошо распределенной провизии.
– Не думай, что я не заметил, как ты каждую ночь стоишь перед ее комнатой. Может быть, она вскружила тебе голову? – Таранс был не только превосходным солдатом, но и стражником и отменным шпионом. Я вспомнил, что на этой неделе назначил его стражником в замке, и меня раздражало, что у него везде есть глаза и уши.
– На следующей неделе ты будешь охранять опорный пункт. Твои заговорщические теории действуют мне на нервы.
– Так точно, капитан! – рассмеялся он и уже собрался уходить, как внезапно остановился. Лицо задумчиво перекосилось.
– Говори, – приказал я. Он быстро перешел от непринужденного болтливого тона к военному языку.
– Стэндлеры по-прежнему не делают никаких попыток разобрать свой лагерь.
– Я знаю, – сказал я и потер переносицу. Если Люциус узнает об этом, а рано или поздно он узнает, он прикажет мне убрать их силой.
– Кроме того, восточный отряд защитной стены сообщает, что ночью они заметили необычные тени на краю скал.
Проклятье!
Это было нехорошо. Вовсе нет. Я сжал руки в кулаки.
– Ты можешь еще раз связаться с той стэндлеркой?
– Стэндлеркой?
Мы оба знали, что ее звали Яной. Я следил за ней.
На мгновение солдатская выправка исчезла с его лица, но он быстро взял себя в руки.
– Нет, капитан!
– Она казалась довольно благоразумной. – Таранс кивнул. Поговорить с ней было его идеей. Воззвать к ее совести. Он ужасно хорошо разбирался в людях, в этом я мог на него положиться. Я надеялся, что нам не придется принимать более жестких мер. Таранс говорил с этой Яной. Мы выкинули их шатры и сцену. Что еще нам нужно было сделать, чтобы они поняли, что должны уйти?
