Прижала руки к груди, пытаясь остановить рыдания в горле. Я обеспокоенно вглядывалась в обезумевшие лица. Они не могли объяснить друг другу произошедшее. Все они едва ли могли поверить своим глазам. Элиа отшатнулся от меня, как от призрака.
– Я просто споткнулся, – объяснил он, когда народ начал шептаться. Тяжело дыша, он подошел ко мне и оскалил зубы. Таким же я видела его, когда солдаты выставили его за ворота. Когда София не пустила его в свое сердце. Дрожа, я втянула воздух, заметив, что неосознанно задержала дыхание, и положила руку на голову Натии.
– Я лишь ограждаю тебя от того, о чем ты потом будешь жалеть, – объяснила я, не дожидаясь его вопроса. Но вопреки всякому ожиданию, он только кивнул, давая понять остальным, что они должны уйти. Я с облегчением опустилась на колени к Натии, которая зарылась лицом в мою шею.
Слеза за слезой капала на мое плечо, а я задумчиво гладила ее по спине.
– Все будет хорошо. Все снова будет хорошо. – Но я не верила своим словам. Но они, казалось, успокоили ее. Я передала Натию ее маме, на что она благодарна кивнула мне. Затем повела Талима к воде, чтобы напоить его. Осел молча и спокойно шел за мной, словно понимал, что я для него сделала. Я погладила лысину за его ухом, которую мы с Софией обнаружили много лет назад. Его кожа была покрыта шрамами. Ожоги от господина, которому он служил раньше.
– Это было впечатляюще, – услышала я позади себя шепот. Вздрогнула и обернулась. Иван, прислонившись к одной из скал, зажег спичку. Сигара отправляла в небо темный дым, который окрашивал его в черный цвет. Я сделала вид, что занята.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Ты отлично понимаешь, о чем я говорю. О том… что ты сделала руками.
– Элиа споткнулся.
– Я видел, что произошло.
– И что же произошло? – Я закатила глаза и повернулась к Талиму, который начал медленно пить.
– Я видел, как ты отбросила его своими руками, не прикасаясь.
– Тебе померещилось.
– Как ты это сделала?
– Успокойся, Иван! – прошипела я, обозначая этим, что разговор окончен. Еще долго я ощущала его присутствие, но игнорировала, наблюдая, как Талим пьет у стен Медного города. Это грязное, неприхотливое животное – полная противоположность сияющему, великолепному городу. Я подумала о Софии. Она любила осла. Он всегда бы нашим другом. Молчаливым другом, который принадлежал нам, который возил нас. Я зарылась пальцами в его шерсть и представила, как Фия сидит рядом со мной и делает то же самое.
Если и было что-то, что я могла сделать, так это подавить это чувство. В этом я была настоящим мастером.
«Боль утраты пройдет», – убеждала себя. Я пережила потерю матери.
– Ты права, – услышала я голос Элиа и вздрогнула, когда камень упал в воду. Он сидел на скале, где ранее стоял Иван. Смотрел на блестящие башни города, сжимая челюсти. – Я ничего не делал, я отвратительный мерзавец.
– Я никогда не говорила, что ты мерзавец, – я ухмыльнулась, хотя это было неправильно. Сжала руки в кулаки, опасаясь, что сила, заставившая Элиа упасть, снова сможет охватить меня.
– Но это так. Я ничего не делал. Я сидел здесь и ждал чуда… – Он многозначительно посмотрел на меня. На мгновение я погрузилась в восхитительную зелень его глаз. Но быстро взяла себя в руки.
– У нас осталось не так много времени, – сменила я тему. Он кивнул и бросил еще один камень.
– Я обещаю тебе. Я не буду больше ждать. Ты открыла мне глаза, Яна. Я так тебе благодарен. – Мое сердце радостно сжалось, но я заставила себя не вкладывать слишком много смысла в его слова. Не привязываться к ним. Но было уже поздно.
Я была привязана ко всему, чем он был, и всему, чего он хотел.
София…
В ту ночь я снова почувствовала, как смерть бродила между нашими палатками. Она заставила старого осла кричать, пока не остался только тихий хрип. Осел умер еще до того, как я увидела его. Он просто лежал, будто спал. С открытыми глазами. Я плакала по нему и думала обо всем, чем мы с Софией делились с ним. Элиа пришел и принес мне утешение. Обхватил меня руками и опустился на колени на прохладную землю. Тело Талима было еще теплым, но жизнь в нем уже угасла.
– Он знал, что умрет, – плакала я, закрывая его темные пугающие глаза, которые поглотил огонь нашего лагеря. Тусклые и безжизненные. Смерть была таким нечестивым делом. Элиа нежно провел рукой по моим влажным щекам. Я вдохнула его запах. Сегодня от него пахло золой и весенней землей. Травой, тронутой росой.
Речной водой.
– Ты встала на его защиту. Теперь он мог уйти.
Я редко плакала. Но сейчас все обрушилось на меня. Каждая частичка боли, вызванная отсутствием Софии.
«София, – мысленно закричала я. – София, возвращайся домой!»
30
Этой ночью я не сомкнула глаз. Слишком много мыслей бушевало в моей голове, оставляя меня с чувством тоски. Я задыхалась снова и снова, когда сотни лиц проскальзывали в моих снах.
Элиа, Зан Захрай, Яна, Натия…
«София! – Они кричали мое имя. – София, возвращайся домой!»
Как сильно я по ним скучала. В какой-то момент я заснула и мне начали сниться невыносимые принцы лжи и короли из серебра и золота.
Утром Безымянная пришла в мою комнату, чтобы начать первый этап еще одного дня.
– Доброе утро, – сказала она кивком головы, который я уже научилась считывать. У нее было ровно три разных кивка, с помощью которых она показывала мне, что она имела в виду или что хотела от меня.
Первый был для приветствия.
Второй, когда она соглашалась со мной после долгих колебаний.
И третий, когда просила меня слушаться ее.
Последний она постоянно использовала, когда я отказывалась есть. Как я планировала и сегодня.
Я не ответила. Свесила ноги с кровати, наблюдала за своими босыми ногами в редком солнечном свете, пробивающемся между шторами. Я представила, что опустила их в реку.
Что происходило сейчас с Элиа?
Столп пыли взметнулся, когда Безымянная прошла мимо меня, чтобы поставить поднос с завтраком рядом с кроватью. Она оказалась в поле моего зрения и кивнула своим третьим кивком. Властно, показывая мне, что она хочет от меня. Я присмотрелась к подносу, заставленному булочками.
– Ешь!
Я не буду есть. У меня пропал аппетит.
Что происходило с Элиа и нашим народом? Сказал ли он, что я никогда не вернусь?
Безымянная без эмоций перешла ко второму этапу, во время которого она искала подходящий наряд в шкафу. Обычно он состоял из простого нижнего платья, украшенного широкой лентой или однотонным платьем-передником. Однако сегодня она достала белый вамс, украшенный золотыми эполетами. Он выглядел тяжелее и уже, чем любой корсет, который мне приходилось носить до сих пор. Ткань переходила в высокий, отделанный блестящими камнями воротник, который больше походил на ошейник, чем на декоративный элемент. Кандалы, что не позволят мне дышать.
