Как только Элиа отпустил меня, я споткнулась. Запуталась в ногах и упала на колени. Я вернулась к тому моменту, когда передо мной лежала безжизненная рука. Часть человека, растворившаяся в воздухе, как будто ее никогда не было.
Я скорчилась. Прижала колени к своим мокрым щекам и осталась лежать на черном полу. Пряди волос скрывали мои слезы.
Предательское откровение моей души. Моего страха.
И моей тоски.
Слои ткани скрывали мое хныканье и дрожь.
– Подойди к ней, брат, – услышала я голос короля. После чего стало тихо и темно.
Так спокойно, что я слышала биение своего сердца, пока вдруг не уловила звук шагов.
Сначала я увидела блестящие туфли, ткань его брюк, потом руку, которая потянулась ко мне. За ней открылось лицо с золотыми глазами, в которых плескались бурлящие волны. Я улыбнулась им за завесой слез. Искала в них тайну, которая должна была скрываться где-то в бесконечных глубинах.
Я нашла в них убежище. Двери, которые открылись и утащили меня за собой.
Все дальше и дальше. Все глубже и глубже.
Мой взгляд переместился с его глаз на руку, которая парила передо мной. Мне просто нужно было схватить ее. Взять ее, как в тот вечер, когда он впервые протянул ее мне и пригласил на танец.
Я медленно подняла руку, провела по ткани, скрывавшей его запястье, и нащупала золотые часы. Часы, которые так восхитительно ощущались под моими вороватыми пальцами. Принц лжи грустно улыбнулся и обхватил мое предплечье своими длинными пальцами. Они были больше похожи на благородный браслет.
Меньше – на оковы, которые он надел на меня и отдал меня своему брату. Он поднял меня на ноги. Теперь мы стояли друг напротив друга. Моя рука в его.
Мы просто смотрели друг на друга. Читали наши истории, провожали взглядами каждую черту лица. Я узнала в них длинные мрачные тени. Они порхали по его лицу, словно крылья бабочки, пока он наблюдал за моими слезами.
Я вытерла лицо и покачала головой. Возможно, чтобы вспомнить, кем он был. Потому что я хотела защитить себя. Отпустив его руку, я взглянула на короля Люциуса, который внимательно следил за происходящим. Я кивнула ему и сделала почтительный реверанс, прежде чем поднять бубен и вновь начать танцевать.
Я танцевала до боли в ногах. И танцевала, чтобы забыться.
Во время танца не было никакой боли, кроме той, что была в ногах.
Так всегда было так.
– Довольно! – прогремел король Люциус. Он обычно молча уходил после этих слов, оставляя меня одну в центре внимания своей мрачной комнаты. Но сегодня я была не одна. Сегодня принц лжи стоял рядом со мной и смотрел на меня.
«Глаза могут лгать», – напомнила я себе.
Я должна была престать искать то, чего не было.
Я пропустила пятый и шестой этапы дня, притворившись больной. Я жаловалась на недомогание и боли в животе, так что Безымянная лишь недолго пыталась побудить меня приступить к пятому этапу. Но я не хотела видеть ни короля, ни принца лжи. Я хотела побыть одна.
Она принесла мне еду в комнату. Я только поставила ее перед золотой дверью, надеясь, что она каким-то чудом исчезнет. После этого дня я ничего не смогла бы съесть, да и не хотела. Я не знала, что в этом было трудного для понимания. Но здесь не было вины Безымянной. Она была единственным человеком, который, казалось, хоть немного понимал меня, потому что оставила меня одну. Даже не спросив, можно ли чем-то помочь. Она ничем не могла мне помочь. Я должна была самостоятельно разобраться с призраками в моей голове… и для этого нуждалась лишь во времени.
Я легла на кровать и смотрела на беззвездное небо на балдахине.
Снова и снова проживала сегодняшний день. Крик мальчика. Отрубленную руку, которая превратилась в прах. Несправедливый поступок короля, который наказывал своих подданных за то, что они страдали от голода. Я знала, каково было голодать. Это боль, тянувшаяся через желудок к голове, как продолжительный зевок. Она никогда не ослабевала. Даже во время сна.
«Король Люциус должен был дать мальчику шанс», – с горечью подумала я. Как он будет помогать своей семье с одной-единственной рукой? Я сжала челюсть и выпрямилась. Мое оцепенение превратилось в необузданную ярость. Вамс был слишком тесен и забирал у меня воздух. Я дергала за пуговицы на шее, пока не лопнули швы. Разозлившись, я стянула его через голову и швырнула через всю комнату.
Король Люциус был мерзавцем! Жалким подонком, который наслаждался страданиями детей. Что я в нем увидела в часы нашего уединения?
Как он мог допустить такую боль? Если он способен на такое, что еще мог сделать этот человек? Я вскочила на ноги. Мои пальцы покалывало. Они хотели что-то разбить, сломать, разрушить. Первой мне попалась под руку одна из красивейших бутылок, что стояла на туалетном столике. Она, очертив высокую дугу, пролетела через всю комнату. Разбилась о стену и разлетелась на тысячу мелких частей. Сверкающее море осколков открылось передо мной. Это выглядело потрясающе. Что напомнило мне прекрасную реку перед Медным городом, у которой мы разбили свой лагерь.
Следующая бутылка с оглушительным грохотом влетела в стену. Аромат розы и лаванды ударил в нос. Но этого было недостаточно.
Когда я увидела свое отражение в зеркале, знала, что сделаю дальше.
Я подняла руку. Ту же руку, что отрубили мальчику. Я видела, как она дрожала, когда мой гнев превратился в печаль. Она хотела вырваться. Ей нужно было вырваться прежде, чем изъела бы меня изнутри. Я со всей силы ударила кулаком по зеркалу. Оно покрылось длинными полосами, похожими на паутину, которая тянулась до самой золотой рамы. Мое лицо размножилось. Глаза смотрели на меня из сотен маленьких зеркал. Кровь капала с больной руки.
Пульсация распространялась вдоль руки, пока я касалась влажных щек. Соль смешалась с красной краской. Окрашивала мою обнаженную руку.
Я испуганно осела. Стоя на коленях в море осколков стекла и крови, я думала о Дариусе.
Будет ли Люциус припоминать мне всю оставшуюся жизнь то, что произошло сегодня? Исчезнут ли когда-нибудь эти образы, как плохие сны, что в какой-то момент забывались?
Могло ли мое сердце выдержать все это?
Украдкой я посмотрела на свою кровать, где по-прежнему был спрятан кинжал.
«Значит, есть еще один выход», – подумала я. Даже если в таком случае я бы не выполнила желание своей матери: прожить дольше, чем было позволено ей.
Я могла закончить все в любой момент. И король Люциус не мог помешать мне в этом.
Медленно я подошла к кровати и ухватилась здоровой рукой за матрас. Кинжал лежал в моей ладони прохладно и знакомо. Я покрутила его из стороны в сторону. Осмотрела длинное и аккуратно заточенное лезвие, вспыхнувшее в пламени свечи.
Это было прекрасное чувство.
