– У меня есть понятие о чести. – Его веки дрогнули. Еще один призрак того, что он лгал. Поразмыслив, я подняла подбородок и скрестила руки на груди.
– Ты лжешь. Ты солгал во всем. – Он не стал отрицать этого.
35
Яна
Проклятье!
Я протерла кровоточащее ухо Элиа. Грязь и пыль смешались с красной краской, хлынувшей ему в пылающие глаза.
– Ты перестарался!
Ты невероятно сказочный идиот!
Он, наверное, не слышал меня, потому что в голове у него все еще гудело.
– Вы должны были послушать меня!
Элиа зарычал и зашипел, когда я осмотрела его второе ухо. Керосиновая лампа трещала над его головой, отбрасывая золотистое свечение на внутреннее убранство моей палатки. Слой пота покрывал его смуглую кожу, как речная вода, где он купался сегодня утром. Капли сверкали в его волосах, словно бусины. Стекали вниз по телу, пока не терялись в ткани его брюк. К счастью, кровоточило только правое ухо. Но это не означало, что взрыв не доставил вреда другим.
Место, где по их предположениям находился разводной мост, было в нескольких милях отсюда, окруженное отвесной скалой и мелководьем, так что Элиа, Самс, Эмилио и Кеа могли без труда пробраться сквозь прохладную сырость. Нужный зажигательный материал они позаимствовали у Чанти. Когда мужчины вернулись, я еще не знала, чем они на самом деле занимались.
Сегодня утром Элиа сказал, что они будут добывать пищу с несколькими мужчинами. То, что он пользовался исключительно своим умом, меня уже удивляло. Но в последние дни они забрасывали сети в разных местах реки, поэтому я больше не переживала. Мне следовало догадаться!
Когда я увидела их покрытые сажей щеки и содранную кожу, я поняла, что произошло. Слова не действовали на него. Они влетали в одно ухо и тут же вылетали из другого.
– Болит? – Я осторожно провела пальцами по его щеке вниз, к шее. Это место уже посинело. – Где ты так разбился?
– На скалах, – буркнул он. Значит, он слышал меня. Я сделала глубокий вдох, чтобы продолжить обвинять его в глупости, но все-таки решила оставить это дело.
Вероятно, он ушиб челюсть. Я нанесла травяную мазь, которая должна охладить синяк. Затем я снова вернулась к его кровоточащему уху, откуда текла густая алая краска. Я прикусила губу, пытаясь подавить крик, и молилась призракам прошлого, чтобы он не потерял слух в правом ухе.
Осторожно окунула марлевую повязку в чистую речную воду и стерла грязную кровь с уха и щек. Его голова лежала у меня на коленях. А волосы веером разметались по моей юбке.
«Они отросли», – подумала я, пропуская одну из его вьющихся прядей сквозь пальцы. На кончиках они все еще были влажными от речной воды.
Когда я закончила, он остался лежать. Тяжело дыша. Его грудь поднималась и опускалась в размеренном ритме, почти так же, как если бы он спал. Я наклонилась к нему, чтобы проверить, действительно ли это так. Но он положил руку на мою щеку.
– Спасибо, – прошептал он и одарил меня маленькой, но такой очаровательной улыбкой. Я кивнула.
– Пожалуйста. – Я убрала его руку, и он выпрямился.
– Голова гудит, – отметил он и прижал руку ко лбу.
– Тебе нужно немного отдохнуть.
«И молиться», – подумала я. Молиться, чтобы металлические солдаты не отомстили за этот налет. Эмилио сказал, что взрыв не оставил никаких повреждений на подъемном мосту. Но досталось мужчинам нашего народа. Кто стоял слишком близко к стене, получил ожоги и рваные раны, которые нужно было зашить. Элиа задело сильнее всех. В конце концов, кто-то должен был поджечь фитиль.
Он хотел пойти в свою повозку, но это осложнялось головокружением и гудением в голове. Так что я позволила ему остаться у меня. Ама принесла чай, который Элиа без возражений выпил и вскоре заснул на моих подушках. Я коснулась его трепещущих век нежными пальцами, пожелав ему спокойного сна. Крепкого сна, чтобы круги под его глазами стали медленно растворяться.
Я долго смотрела на него. Проверила швы от моей иглы под его губой. Осмотрела каждый уже побледневший шрам с детства. Тот, что над его левой густой бровью, который он получил во время драки.
У Элиа было великолепное тело, но именно его дух поднимал паруса. И нес нас по ветру. Очень далеко. Это то, за что я всегда любила жизнь стэндлеров. Потому что мы всегда были свободными.
Непредсказуемыми, как ветер в пустоши, который поднимал пыль, пока каждая песчинка не осела бы в порах.
Дрожащей рукой я провела по посиневшей щеке вниз – к его дрожащим губам, которые говорили со мной во сне. Они ощущались восхитительно мягкими. Заставляя меня подавить вздох, когда я позволила себе на короткий миг представить, какими они будут. Со вкусом соли, земли и табака, застрявшего под верхней губой.
– Это ты? – Мое сердце неожиданно подпрыгнуло.
Тяжелый барабанный бой, который выбил меня из колеи. Я подошла ближе, чтобы понять его бормотание. Он вновь спросил меня:
– Это ты?
– Это я, Элиа, – тихо ответила я. Он улыбнулся, не открывая глаз. Находясь в полудреме, провел ладонью по моей руке.
Мурашки пробежали по моей коже. Поползли к сердцу, медленно сдавливая горло.
Я здесь.
Но потом он сказал то, от чего я вздрогнула. Так сильно, что мигом отпустила его и отошла на шаг.
– София…
София…
Я выскочила из палатки.
Ночной воздух охладил мои горячие щеки. Я пыталась успокоить свое смятенное сердце, тяжело дыша.
О чем я только думала? Что он прошепчет мое имя?
Мне стало стыдно, потому что я все еще чувствовала его кожу под подушечками пальцев. Я испугалась этих ощущений. Это было чем-то совершенно новым и незнакомым. Новый шов в моей жизни, игла которого вонзилась в палец. Я остановила предательские слезы, прежде чем они проявили себя, и сделала глубокий вдох.
Стемнело. Убывающая луна зависла на самой высокой точке, покрывая все своим серебристым сиянием. Яркий свет, направленный на нас и в мои глаза.
Я наблюдала за стэндлерами, которые делились у огня чаем Амы, обматывались одеялами и смотрели вверх на последние огни Медного города, пока они еще не потухли. Я также могла видеть их тоску по Софии. Особенно у детей, которые почти не смеялись после ее исчезновения.
Я обнаружила Натию среди них. Она спала в надежных объятиях матери.
Я не сказала ей, что Талим умер. Струсила и солгала:
– Талим ушел искать свою семью.
– Но мы его семья.
Ничего не ответив, я только погладила ее по грязным щекам, вновь покрывшимся слезами. Когда-нибудь она поймет.