– Элиа! – радостно крикнул он, пока кинжал все еще парил над его головой. – Элиа, посмотри сюда!
Я встретилась с его зелеными глазами прямо рядом с собой. Они смотрели на меня с любопытством, словно я была иллюзией, которая исчезает, когда закрываешь глаза и снова открываешь их.
Вдруг я перевела взгляд на свою вытянутую руку. На то место, где кинжал висел над головой Ивана, словно моя рука и парящий металл были связаны между собой.
– Яна, – мягко прошептал Элиа. – Посмотри на меня. Пожалуйста, посмотри на меня.
– Что со мной? – всхлипнув, спросила я и наконец опустила руку. Чуть позже кинжал оказался на земле, а я в руках Элиа. Его аромат опьянял меня. Я зарылась пальцами в его волосы.
– Я же говорил, что наша Яна – наследница своего отца, Элиа. И ее дар нам пригодится.
Элиа молча кивнул и поднял свою руку, чтобы положить ее мне на щеку. Прикосновение, которое заставило меня забыть о мире.
– Я не хотел это признавать, Иван. Но теперь все по-другому, – в конце концов произнес Элиа.
– Зан Захрай должна узнать, – добавил Иван.
– Она знает, – ответил Элиа. – Каким-то образом она знала все эти годы… Прямо как ты. – Я слышался упрек в его голосе.
Иван выпустил дым и кашлянул.
– У меня была догадка, которая подтвердилась в последние несколько дней. Ты сам видел, наследник. Я сделал тебе одолжение. Ты обещал не спрашивать о причинах.
– У нас уговор, – дипломатично сказал Элиа, успокаивающе водя пальцами по моему дрожащему плечу.
– Скажи мужчинам, что мы уходим. Сегодня ночью!
44
София
Я ждала перед зеркалом. Прижимая его записку так крепко, будто буквы могли переселиться с бумаги на мою кожу. Единственное, что мне удалось расшифровать, – его подпись. Имя обманщика, с которым я танцевала на фестивале в честь королевы Эсмеральды.
Меня зовут Этан.
Меня зовут Саманта.
Мои глаза все еще горели от слез, которые я пролила за последние несколько часов.
Мне больше не нужно было танцевать. Люциус оказался слишком взволнован, чтобы присутствовать на моих танцах. Ему необходимо было спрятаться где-нибудь внутри стен дворца и зализать свои раны.
Как и мне.
Даруис, Диллион. Дана.
Айделина вымыла меня. Я попросила ее остудить воду. Попросила тереть меня так сильно, чтобы кожа покраснела. Я даже попросила опустить мою голову под воду и держать ее там до тех пор, пока я не смогу больше терпеть и мне не потребуется воздух. Я видела, как она противилась этому. Но все равно выполнила мои просьбы.
Теперь моя кожа болела от холода и от жесткой щетины мочалки, которая окрасила царапинами мою спину. Айделина казалась сломленной, когда помогала мне с моей ночной рубашкой.
Но она не спросила, может ли чем-то помочь мне.
Наверное, потому что боялась, что я прикажу ей причинить мне боль. Она работала добросовестно и быстро. Ее пальцы точно знали, что делали. Она напомнила мне Яну, и это осознание сжало мое сердце, словно губку.
Прежде чем она покинула меня, я впервые спросила ее о чем-то, не имеющем никакого отношения ни ко мне, ни к обыденной жизни. Я спросила ее… перестанет ли когда-нибудь болеть?
Она не соврала мне. Ответила отрицательно с такой жестокой честностью, что я только молча кивнула и наблюдала, как она, словно тень, исчезала за золотой дверью. А затем я ждала.
Я избегала собственного взгляда в зеркале.
Не могла вынести вида избитой девушки. Вместо этого я смотрела на свою шею. То место, где его невидимые руки сжимали мое горло, пока сердцебиение гулко отдавалось в голове.
Руки сельтера… неудержимые и опасные!
Я заставила себя глубоко вдохнуть, прежде чем в очередной раз потерять рассудок и опустила руку на зеркало. Моя рука еще не зажила. Она бы адски горела, если в мою кожу снова впились бы осколки. Но я взяла рукописную записку принца и прижала ее к сердцу.
Когда я начала думать, что он не придет, в дверь неожиданно постучали. Мое сердце сделало резкий скачок, который заставил меня хрипло выдохнуть, когда я тихим шепотом впустила того, кто был за дверью.
Но ничего не произошло. Совершенно ничего.
Я, должно быть, ослышалась и печально опустила голову. Лицо застыло в отблеске зеркала, которое смотрело на меня так же, как я на него.
Тут стук повторился, и я вскочила.
– Войдите! – крикнула я с колотящимся сердцем. Дверь отворилась. Но, в отличие от ожидаемого принца лжи, в дверном проеме стоял не он. И даже не гнусный король из серебра и золота. Это был господин министр, извивающийся, как змея, в дверной раме.
– Добрый вечер, София, – произнес он и зашел в мою комнату. Красноречивая угроза для моей стойкости. Тем не менее я замерла и подняла подбородок, когда его змеиные глаза прошлись по моей фигуре. «В его взгляде не было ничего ласкового», – подумала я. На балу он выглядел иначе. Гораздо… доброжелательнее и добрее.
– Я должен был проверить тебя. Люциус безутешен и приносит свои извинения.
– Тогда ему стоило прийти самому, – ответила я, не отводя взгляд, на что он отреагировал коварной усмешкой. Нет, в нем больше не было ничего доброго. С него словно сняли маску.
– Что ж. Ты, кажется, в порядке.
– Да, – согласилась я.
– Тогда я могу идти. – Он повернулся ко мне спиной, готовый закончить свой короткий и крайне неприятный визит. Седые волосы мерцали в тусклом свете свечей.
– Спокойной ночи.
– И еще кое-что, – сказал он и неожиданно остановился. – Ты больше не видела принца? – Кипящий жар прилил к моему лицу, когда он обратил свой взгляд на сжатую руку, в которой я все еще хранила послание принца.
– Почему вы спрашиваете? – ответила я, стараясь принять невозмутимое выражение лица. Сцепив руки за спиной. Перевязанная рука накалилась, словно раны от осколков зеркала вновь разорвались.
– Просто так. Чисто из интереса. А может, и предупреждение с моей стороны. – Он сделал паузу, будто хотел проглотить меня своими змеиными глазами. Только сейчас я заметила темный цвет его глаз. Почти незаметный переход черноты его зрачка в радужку. Нетипичный вид для жителя Купфоа. Это особенность тех, кто живет в пустоши. Особенность, которая встречается и в цветах моего народа. Он широко усмехнулся. – Держись подальше от принца. – Своим взглядом он недвусмысленно сказал мне, что знает о нашей встрече. – Люциус не пощадит. Даже своего брата. Даже тебя, мое прекрасное дитя.
Я тяжело сглотнула, но не смогла проглотить слова, которые вертелись у меня на языке:
– Вам ведь все равно, что случится со мной. В конце концов, я просто стэндлерка.
