Отныне это была моя жизнь: непроглядная чернота одиночества, время от времени прорезаемая немногими красками дня. В какой-то момент я уснула, пока угрожающее тиканье преследовало меня во сне.
В среду мы были свободны, потому что в городе устраивались собственные танцевальные вечера в честь короля Люциуса, который в пятницу отмечал свой двадцать четвертый день рождения.
Рассказывали, что королева еще танцевала на балу за два дня до его рождения. И поэтому эта традиция сохранилась. Их королева любила танцы, поэтому они тоже любили. А любил ли король Люциус танцевать?
Я расчесывала волосы и изучала истории на своем лице. Мои щеки были покрыты парой веснушек. Когда сдавливала кожу на левой щеке, они становились похожи на маленькую колесницу в звездном небе. Зан Захрай всегда говорила, что это наследство от моей матери. Она родила меня в звездную ночь и пожелала, чтобы мне позволили прожить дольше, чем ей.
Мне требовалось еще два года, чтобы ее желание исполнилось.
Моя мать умерла так рано, можно подумать, что в день ее смерти и моего рождения она сама была еще ребенком.
Темные, почти черные глаза мне достались от нее. Словно ночное небо, опускающее свой занавес. Такие же темные, как и мои вьющиеся черные волосы, доставшиеся от отца. В точности как и я, он всегда заправлял их за ухо и прятал под платком, становясь похожим на пирата. Несокрушимым и таким же диким, как ветер.
Я вздохнула, повязав красный платок вокруг головы и закрепив его на затылке, а затем нанесла немного теней на веки.
«Макияж скрывает истинный свет глаз», – всегда говорила Зан Захрай.
«А глаза могут лгать».
Сегодня впервые присоединюсь к праздникам медных горожан.
В этом году я считалась уже достаточно взрослой.
Я надела свое лучшее платье. То, с бусинами на вырезе, которые тянулись до самой юбки, словно брызги водопада. Оно было простое. Обычное платье из белого льна. Поверх него Яна сшила пурпурную прозрачную ткань с бахромой, которую я стянула чуть плотнее вокруг бедер. Я покружилась, и бахрома разлетелась, как металлические пластинки на моем сценическом платье.
Вышла из повозки, где меня встретили радостные детские возгласы. Натия, Луна и Килиан подбежали ко мне и потащили к реке.
– Пойдем купаться, София. Давай же! – взмолилась Луна, зарываясь своими пальчиками в мою длинную юбку.
– Мы нашли металлические ракушки. Ама умеет делать из них красивые украшения, хочешь ее увидеть? Хочешь посмотреть?
Я улыбнулась их детской неуклюжести и последовала за ними к воде. Там обнаружила Яну, которая вместе с другими женщинами стирала разноцветные ткани. Она улыбнулась мне, и гордость вспыхнула в ее глазах, когда она заметила мой наряд.
– Ты выглядишь восхитительно! – сказала она. – Желаешь похитить чье-то сердце?
– Если она еще этого не сделала своим танцем, я права, моя маленькая? – сказала Ама, мать Натии, чмокнув дочку в щеку. – Она уже несколько дней говорит только о тебе, София, – объяснила мать Натии. – Маленькая ящерка видела, как ты танцевала у огня прошлой ночью. Хотя в это время малышка уже давно должна была лежать в палатке.
Истории Амы говорили о тяжелой работе в сельской местности.
Ее кожа загорелая и грубая, почти как кожица апельсина. Когда мой народ нашел ее, она была тощей и осунувшейся. Отец рассказывал мне, что в далеком королевстве Тумбара когда-то дул другой, льдисто-холодный ветер. Где порабощали людей. Аму в детстве оторвали от семьи и увезли туда. Я могла читать истории на ее коже, словно книгу: удары кожаной плетью, израненные пальцы от работы на плантациях. Но, к счастью, миротворцы других королевств победили жестокого правителя. Сегодня Тумбара – город-призрак где-то на побережье, перед которым царствовало бескрайнее море. Ходили слухи, что там нашли пристанище объявленные вне закона люди. Мародеры, убийцы и кавахары, еще один странствующий народ, который – в отличие от нас, стэндлеров, – предпочитал путешествие по воде. Тумбара была их гаванью, когда они возвращались с моря.
Считалось, что коренные жители этого захудалого королевства нашли убежище в более мирных соседних.
Натия возбужденно подпрыгивала вверх-вниз.
– Я тоже когда-нибудь хочу танцевать, как София, – сказала она, дергая меня за юбку. – Ты сможешь научить меня?
– Конечно, – ответила я, убирая с ее грязного лица спутанные темно-русые волосы. – Но сейчас я направляюсь в Медный город.
– Что ты там будешь делать? – с широко раскрытыми глазами спросил Килиан. Он стоял в воде по икры, засовывая мерцающие ракушки в растянутые карманы брюк.
– Что ж, сегодня у нас выходной, и я хотела посмотреть город.
– Неужто наша сорока хочет снова обыскать карманы? – сказала Яна, приподняв брови. Я покачала головой, но сохранила в тайне, что хотела бы увидеть замок. Она бы не поняла. И если честно, я тоже не уверена. Что мне придет в голову, если действительно увижу его?
– Здесь никто не пойдет в город один, – услышала я позади себя голос Элиа. Он снял с глаз черную ткань, которую носил на шее во время выступлений. Он тренировал свой номер с ножом. Кинжалы уже намертво вонзились в деревянную доску, которую он повесил на дверь своей повозки. Один даже проколол яблоко, прямо посередине. Элиа угрожающе стиснул губы в ровную линию.
– Кто сказал? – дерзко ответила я.
– Я запрещаю тебе идти в город одной, особенно после самовольных обысков этих грязных солдат.
– И что дает тебе на это право? – сердито осведомилась я, глядя на складной нож, который он взвешивал в правой руке. Я бы с радостью метнула нож в него. Он выглядел таким же рассерженным, как и я, пока мы стояли друг напротив друга и сыпали искрами.
– Потому что я один из наследников.
– Я тоже! – защищалась я.
– Один из тех, кто здесь главный! – прорычал он. Я заскрежетала зубами, крепко стиснув их. Осталось всего несколько месяцев. Несколько месяцев, когда я стану равной ему. – Кому ты здесь хочешь что-то доказать, София?
– А кого ты хочешь провести, Элиа? У меня такие же права, как и у всех остальных стэндлеров. Могу действовать по собственной воле. Я свободна.
– И все же ты должна слушать то, что говорит предводитель твоего народа.
– Хорошо! – сердито прошипела я и взяла руку Натии, которая все еще цеплялась за ткань моей юбки.
– Я возьму с собой детей, тогда больше не буду одна, верно? Ама, конечно же, не возражает! – Ама на самом деле не возражала, как и Сабья, мать Килиана и Луны, которая одобрительно кивнула мне. У них и так достаточно дел. А я знала, что эти три вредителя часто мешали им работать.
Элиа фыркнул от злости, пока я наслаждалась его взглядом. Против этого он ничего не мог поделать и яростно швырнул складной нож в деревянную доску перед своей тележкой.
