– Я боюсь, что свадьба с вами уничтожит мой последний шанс на настоящую любовь. И боюсь, что кто-то вообще может полюбить меня. Особенно монстр, – тихо выдыхает она, и я просто не узнаю это хрупкое создание передо мной. Не знаю, говорит ли она сейчас правду, впервые показывая свое истинное я, или же пытается обмануть.
Резко встаю, потому что не могу больше выносить ее близость. Внутри царапает какое-то странное чувство, и мне очень хочется, чтобы это было отвращение.
– Я никогда не полюблю вас. Я не могу любить.
– Вы совсем не улучшаете своего положения, – замечает она, снова став прежней.
– Но, – тут же подчеркиваю я, – для своего королевства я хочу только лучшего. И ради этого готов принять вас, даже если никогда не буду считать привлекательной.
Ее глаза сужаются.
Вот этого я не должен был говорить. Будь здесь Роуэн, он бы меня вовремя остановил. Нужно скорее взять свои слова обратно или хотя бы смягчить их. Но прежде чем я успеваю открыть рот, она резко встает и подходит ко мне, пока я невольно не отшатываюсь назад и не врезаюсь бедрами в край стола. Ее близость вызывает что-то мощное в моем животе. Слишком теплый взгляд пронзает меня, а теплое дыхание обдает горло. Это так неожиданно, и глубокий, темный, многообещающий взгляд так отличается от привычного воинственного, что я невольно сглатываю. Взгляд такой глубокий, многообещающий взгляд. В ней явно что-то изменилось.
Она вызывающе вздергивает подбородок.
– Еще посмотрим.
– Вы думаете, что можете влюбить меня в себя. – Это даже смешно. Внимательно смотрю на нее и все больше убеждаюсь: что-то изменилось в ее силуэте, но не позволяю себе задерживать взгляд.
Она касается воротника моей рубашки и кончиками пальцев проводит по вышивке на нем.
– Вы недооцениваете меня и мои женские чары. Как и все здесь. Это и погубит вас и вашу гордость фейри, – с издевкой говорит она. Ее движения, ее голос так явно завлекают, что мне трудно не закатить глаза. Но я выдерживаю ее взгляд, хотя, наверное, стоило ее просто оттолкнуть. Она кокетливо улыбается, отпускает меня и пружинистым шагом выходит из столовой.
Качаю головой из-за ее напрасной самоуверенности. Самая красивая и образованная фейри не может меня привлечь, а она считает, что именно ей это удастся.
Хризантемы и условия
Двадцатое февраля
Верис
Закутавшись в плащ, бреду по стеклянному коридору в наиболее уединенной части замка. На свежем воздухе я бываю очень редко, потому что подозреваю, что принцу не понравится, если я покину замок без разрешения. Но, думаю, никто не будет возражать, если я прогуляюсь по двору. К тому же он, кажется, заброшен. Там я могу спокойно думать о том, что же мне делать дальше. Я отвергла предложение принца и сейчас спрашиваю себя, о чем я думала в тот момент. Прислоняюсь лбом к замерзшему оконному стеклу и смотрю вниз, на озеро идеальной круглой формы. Должно быть, его много веков назад сформировал при помощи ледяной магии какой-нибудь фейри. Почему здесь все такое безупречное, ровное и безжизненное? Я отворачиваюсь от окна и сталкиваюсь со старой фейри.
– Святая Мердана! – Я слегка отшатываюсь и хватаюсь за сердце.
Она берет меня за плечи и мягко отталкивает от себя.
– При дворе всего пару месяцев, а тебе уже делают предложение? Неплохо, девочка.
– Вы все время меня пугаете. Может, нам стоит организовать еженедельные встречи? – ворчу я.
Старая фейри подхватывает меня под руку и ведет по коридору.
– Выйти за него замуж было бы гораздо успешнее, чем рыться в его старых книгах.
– Зачем тогда вы дали мне способность читать их?
– Потому что не стоит ставить все на одну лошадь.
Я застегиваю пальто как только мы попадаем через арку в один из небольших садов.
– Если он женится на мне, то получит больше власти надо мной.
– Так было бы на твоей родине. Здесь правила другие.
Я останавливаюсь и отрываюсь от нее, чтобы заглянуть в ее молодые мудрые глаза.
– Он говорил правду? Есть какой-то ритуал, который даст мне власть?
– Да, именно власть. – Она наклоняет голову. – Не магию и не физическую силу, а именно власть как соправительницы. Все вопросы, касающиеся благополучия королевства, вы обязаны решать вместе.
– А если бы я не стала соглашаться с какими-то решениями? – Часть меня ликует при одной только мысли, что я смогу ставить ему палки в колеса, а он ничего мне за это не сделает, мы же будем равны.
Фейри качает головой, медленно, будто сомневаясь.
– Это быстро вымотает вас обоих, и вы ослабнете настолько, что не сможете больше властвовать. Зимнему королевству нужны правители, которые правят в единстве.
– То есть вы считаете, что я должна была согласиться на его предложение?
Она звонко смеется, даже за живот хватается.
– Клянусь любовью, нет! Поставь условия, при которых примешь его предложение. Если ты чего-то стоишь и можешь принести пользу, не отдавай это даром. Ты королевской крови, и, если он так хочет стать правителем Аурума, ты в прямом смысле этого слова его самая ценная шахматная фигура. Королева. – Она заговорщически мне подмигивает. – А королева должна знать свое игровое поле, согласна?
Я бегу вверх по лестнице на самый верхний этаж башни, где находятся покои принца. Останавливаюсь перед огромной двустворчатой дверью, в центре которой висит дверной молоток из темного железа в форме неприглядной драконьей головы. Я видела такую же голову в его военном кабинете – судя по всему, это герб принца. Стучу в дверь прежде, чем успею передумать.
– Я же просил не беспокоить меня сегодня. – Принц распахивает дверь и в удивлении смотрит на меня. Его лицо искажает гримаса, но, как только я моргаю, черты его лица возвращаются к обычной непроницаемой маске.
Свет в покоях не горит, и лишь сумерки за окном мягко очерчивают его силуэт.
– Вы уже спите? – Меня затапливает тепло при мысли о том, что сказала бы моя мать о моем визите в личные покои мужчины. К счастью, ее здесь нет.
– Разве похоже, что я спал?
Я внимательно разглядываю его. Прямо сидящая корона из омеловых веток, волосы приглажены, одет, как всегда, в белую рубашку и узкие брюки.
– Значит, просто сидели тут в темноте, предавались печали и планировали зверские убийства?
– Я не предавался печали.
– А убийства, значит, все-таки планировали?
Он упорно смотрит на меня, не говоря ни слова. Потом вздыхает и прислоняется к дверному косяку.
– Зачем вы пришли? Не затем же, чтобы согреть мою постель, – он говорит все это совершенно спокойно, без намерения оскорбить.
