– Получается, ты действительно сделала это ради Верис. От чистого сердца. И не собираешься требовать ничего взамен?
Элирия смеется.
– Вообще-то, – она заговорщически подмигивает и касается щеки Сиф, – я сделала это ради тебя, маленькая мышка.
Закрываю глаза и поддаюсь усталости, потому что мне не следует подслушивать такие разговоры. Но засыпая, я чувствую, как в животе у меня разливается приятное тепло.
Как только Сиф будит меня, мы все вместе выходим из Тайного сада и идем через Снежную пустыню. Впереди, конечно же, королева и ее дети. Руки и ноги у меня все еще болят, несмотря на лекарство Элирии и сон. Но при виде вечерних сумерек я почти забываю о боли. Луна уже высоко стоит в небе, зажигаются первые звезды, которые здесь, внизу, кажутся ледяными кристаллами. Мы почти бежим, торопясь успеть до захода солнца. Но на самом деле сейчас не слишком темно, потому что все, что днем было белым, теперь переливается интенсивными синими, серебряными и аметистовыми тонами. А по небу тянется туманный след из звездных нитей изысканнее самой прекрасной диадемы.
Любуясь красотой вокруг, я не сразу обращаю внимание на оживленное бормотание фейри и на то, как Сиф начинает причитать:
– О, нет. Нет, нет, нет.
Элирия, которая вышагивает по сугробам элегантнее всех, хотя на ней платье, совершенно неподходящее для путешествия, фыркает:
– Сколько раз ты уже сказала «нет»? По-моему, тянет на рекорд!
Сиф спешит ко мне.
– Это волчий лес, – зловеще шепчет она, а я лишь пожимаю плечами.
– В Ауруме тоже такие есть. Родители строго запрещают своим детям ходить туда, но на самом деле волки никогда ни на кого не нападают. Их никто почти и не видел.
– Этот лес другой, – говорит Сиф.
– Держу пари, что нет, – возражаю я, хотя слова Элирии не выходят у меня из головы. Возможно, я действительно склонна переоценивать свои силы. И недооценивать испытания. Но что делать, так меня воспитали. Я всю жизнь готовилась к тому, чтобы пожертвовать собой ради величайшей благородной цели. Цель превыше безопасности. Теперь уже не время отступать.
В лесу некоторые фейри достают светящиеся ледяные шарики, но большинство из них, видимо, предпочитают темноту, и чем дальше мы углубляемся в лес, тем более странно вибрирует воздух. Слишком поздно я понимаю почему. Они боятся. В горле сразу пересыхает, так что язык прилипает к небу, как кусок черствого хлеба. Мы останавливаемся перед грудой массивных камней, едва выделяющихся на фоне темного леса. Только когда все фейри останавливаются и поднимают в воздух свои светящиеся шарики, я понимаю, что перед нами руины. Мраморные колонны, разбитые, как будто какое-то божество сломало их. Стены и потолок обвалились и лежат здесь, должно быть, уже много тысяч лет.
Вперед выступает Оран:
– Я Оран Мондракон. Испытаем же, насколько ты сильная.
Моя рука автоматически тянется к кинжалу на бедре, к ледяному кинжалу в сумке, а голова идет кругом. Мне надо будет сражаться с Ораном? Желудок сжимается, и я чувствую, что мне лучше присесть. Или еще лучше – заползти куда-нибудь под обломки и спрятаться там. Странно, но в этот раз почему-то никто не перешептывается. А мне хочется закричать в голос, лишь бы не было так оглушительно тихо.
– По лесу бродит волк. Изегрим, который поднимается, когда его душат, который возрождается из пепла, когда его сжигают. Изегрим, посланный нам богами в качестве наказания. Созданный лишь для того, чтобы сражаться против нас, чтобы определить достойнейших воинов. Он существует с начала времен, и он будет существовать за пределами конца времен. Ты должна сразиться с ним, как это делали многие до тебя, – как только голос Орана стихает, тишина становится еще громче.
А потом по лесу разносится вой, и я вздрагиваю так же, как и все остальные. Земля дрожит, словно к нам бежит стадо слонов из южных стран. Еще один вой, на этот раз слишком близко, и вот из тумана появляется силуэт лохматого волка. Голова величественно поднята над широкими плечами, а серебристо мерцающие глаза так внимательны, так пронзительны, что я понимаю: этот гигант, который почти вдвое выше меня, совсем не похож на волка. О нет. Он – чудовище, посланное богами. И он здесь, чтобы растерзать меня.
Плакун-трава и осознание
Верис
Мне следовало взять с собой меч. Даже если кинжал – мое любимое оружие, его явно недостаточно против волка. Прячусь за разрушенными колоннами, присев на корточки. Дышу с трудом и почти не чувствую сердца. Смысл слов Элирии поражает. Я снова переоценила себя и свои силы, предвкушая схватку с фейри, где у меня действительно был шанс победить.
От шагов Изегрима содрогается земля, и камушки осыпаются вниз. Волк нарезает круги по руинам, которые, должно быть, когда-то были крышей. Он меня не атакует, не вынюхивает. Как будто и так знает, что я иду. Уже пришла. Выглядываю из-за колонны, наблюдаю, как переливается в лунном свете его серебристый мех. В прямом свете его глаза сверкают как звезды. Но вот он поворачивает голову, и теперь я вижу, какие они мутные. Совсем как у моей прабабушки. Он слеп.
Вот и мое преимущество. Значит, полагается он на запах и звуки. Подкрадываюсь к нему поближе. Если он был создан, чтобы убивать исключительно фейри, значит, будет ориентироваться на их запах. А я не пахну цветочной пылью и чем-нибудь сладким, тем более на мне одежда, от которой несет лошадью, землей и старым колодцем. Зато у него очень большие уши, как в сказке о волке и девушке, которую Изобелла так любила. Возможно, надо было слушать ее внимательнее, и тогда сейчас я бы знала, как избежать опасности.
Тихо-тихо перебегаю от колонны к полуразрушенной стене, все ближе и ближе подходя к волку. Краем глаза замечаю фейри, которые скрываются за защитным барьером. Наверняка это королева произнесла какое-нибудь заклинание. Как только я оказываюсь в нескольких шагах от волка, опускаюсь на корточки и перехватываю кинжал поудобнее, с облегчением убедившись, что рука у меня не вспотела. Уже близко. Между нами только низкая полуразрушенная стена. Сейчас или никогда, иначе меня разорвут на куски. С сильно бьющимся сердцем перелезаю через стену и подхожу к нему почти вплотную.
Он останавливается, поднимает голову. Даже со спины я вижу, как раздуваются его ноздри. Нет, он не сможет меня учуять. Не поймет, чем я пахну. Поднимаю кинжал, глядя на его дрожащие от напряжения лапы. Вижу, как перекатываются его мышцы.
За мгновение до моего удара он резко дергается в мою сторону, оскалив зубы и устремив на меня мутные невидящие глаза.
Я колеблюсь. Потому что существо передо мной, каким бы кровожадным оно ни было, ничего мне не сделало. А я сейчас не защищаю свою жизнь или жизнь своего народа. Я – нападающая, захватчица. Я пришла, чтобы ранить, потрошить и убивать. Впервые за время испытаний мне становится страшно. Каким же чудовищем становлюсь я сама.
Изегрим чует мой страх. Он готовится к прыжку, согнув передние лапы, скалит клыки, с которых текут слюни.
