Она хватает Ариена за запястье, разводит его пальцы. Его руки все в черных пятнах. Тени, как всегда, прилипли к его коже. Отметки постепенно тускнеют и вновь темнеют, когда начинаются грезы. Их нельзя стереть, хотя Мать и заставляла его пробовать бесчисленное количество раз.
– Ариен.
Другой рукой она хватает его за подбородок и крепко держит до тех пор, пока он не встречается с ней глазами. На ее лице мелькает что-то похожее на грусть. Затем освещение меняется, и она вновь становится холодна.
– Только не снова.
Он пытается вывернуться из ее хватки, пока она тащит его прочь из комнаты. Я бросаюсь за ними.
– Отпусти его! Он ничего не может с собой поделать, ты же знаешь, он не может!
– Иди в постель, Виолетта, – бросает Мать через плечо.
В коридоре он пытается вырываться, и она крепче сжимает его руку. Я иду прямо за ними. Когда мы добираемся до кухни, его взгляд лихорадочно мечется между подвалом и входной дверью. В прошлый раз, когда это случилось, она заставила его спуститься вниз. Накануне она заперла его снаружи и оставила на всю ночь в саду.
Она думает, что если будет держать его в темноте, тени уйдут. Словно одна тьма уничтожит другую. Она перепробовала столько способов очистить его, но ни один из них не помог. Она убеждена, что его тени – свидетельство темной алхимии.
Но все, что я знаю о темной алхимии, – что она опасная и ядовитая и не может быть связана с Ариеном. Он – не зловещий мрак, не струящийся яд. Он мой брат, и я пойду за Ариеном, куда бы она его ни забрала. Я пойду с ним в темноту подвала. Я пойду в залитый лунным светом сад. Я останусь с ним и буду охранять его.
Но вместо того чтобы идти к выходу или к двери подвала, Мать тащит Ариена к алтарю Леди. Она выворачивает его руку, пока он не становится на колени, а затем зажигает свечи на полке. Они ярко вспыхивают одна за другой.
Леди создала мир. Она и есть мир. На всех картинах Матери она выглядит одинаково: золотая и блестящая, с бронзовой кожей и длинными распущенными волосами. На иконе изображена Леди, прижимающая пальцы к земле, растворяющаяся в свете, текущем через все сущее. Картина прекрасна. Но когда Ариен падает под иконой, по ней пробегает тень, и на мгновение золотые пальцы Леди кажутся когтями. Ее улыбка становится резкой.
Мать с силой подносит испачканные пальцы Ариена к огню свечей. Я хватаю ее за руку, пытаюсь отвести назад:
– Стой! Ты не можешь этого сделать!
Все происходит быстрее, чем вспыхивает фитиль. Она поворачивается ко мне, ее лицо напрягается, и она дает мне пощечину. Звук рассекает воздух, от внезапной боли мир вокруг исчезает. Я падаю на стол, прижимая руку к пульсирующей щеке.
Пока я пытаюсь избавиться от звона в ушах, Мать показывает мне почерневшие отметины на коже Ариена:
– Ты знаешь, что это за тьма, Виолетта. Подземный Лорд придет за ним.
– Нет, нет.
Свеча горит. Мать толкает Ариена вперед. Когда кончики его пальцев почти касаются пламени, он еле сдерживает крик.
Мать думает, что тьма в нем принадлежит Подземному Лорду – повелителю мертвых. Что тени призывают его к нам, словно к умирающей душе. Но Ариен такой добрый, такой хороший. Тени – всего лишь грезы. Он никак не связан с Подземным Лордом или магией Нижнего мира.
Я снова хватаю ее за руку.
– Он не какое-то отравленное поле, которое нужно выжечь!
– Лета, – тихо и отчаянно шепчет Ариен. – Лета, не надо.
Но я игнорирую его. Пусть Мать причинит мне боль – мне все равно. По крайней мере, тогда она оставит Ариена в покое. Я готовлюсь к новому удару и почти надеюсь на него, но вместо этого она отталкивает меня и прижимает руки Ариена к огню. Он закрывает глаза и шипит сквозь зубы. Я смотрю на них, чувствуя себя такой бессильной, такой злой.
Я должна что-то сделать. Она собирается жечь, пока его руки не очистятся. Она будет продолжать причинять ему боль, если я не заставлю ее остановиться.
На столе стоит стеклянное божество с горящей в центре свечой. Я хватаю его и с силой бросаю на пол. Оно разбивается на множество осколков, звук пронзает воздух.
Мать бледнеет, и ее губы сжимаются в резкую, яростную линию. С бушующим в глазах гневом она перешагивает через стекло и хватает меня за запястье. Ее пальцы впиваются в мою руку, оставляя свежие синяки на старых, оставшихся с последнего раза. Я позволяю боли захлестнуть меня, радуясь, что это я, а не Ариен.
Она толкает меня на пол.
– Вставай на колени.
– Что?
– На колени. Вниз.
Я смотрю на зазубренные осколки, брызги воска, дым от уроненной свечи. Ариен качает головой, выражение его лица одновременно и беспомощное, и разъяренное. По его щекам текут слезы, обожженные пальцы заправлены в изгиб рукава.
– Мама, стой!
Он запинается и, глядя на свечи, заставляет себя снова тянуться к огню.
– Я сделаю это, сделаю.
Как Мать может думать, что если будет причинять нам боль, то защитит? Если сейчас нам и надо от чего-то спасаться, то не от Подземного Лорда, а от нее.
Я чувствую себя такой же сломанной и разрушенной, как разбитое стекло под нашими ногами. Но я не отрываю взгляда от лица Матери. Прежде чем она может вновь заговорить, прежде чем Ариен может успеть двинуться, я опускаюсь на колени. Одно колено, затем другое. Первый порез приносит пронзительную боль. Я кладу руки на пол и пытаюсь не издавать ни звука, пока нависаю над осколками.
Я не могу этого сделать.
Но я должна.
Стекло пронзает мои колени ужасной болью, которая проникает повсюду: в кончики пальцев, кожу головы, подошвы ног. Я вздрагиваю, но гордость удерживает меня. Ариен защищен от огня и подвальной темноты, от всего.
Мать и раньше причиняла нам боль, но так сильно – ни разу.
Она наклоняется и кладет руку мне на щеку, ее ладонь неуместно нежно касается того места, куда она меня ударила.
– Я пытаюсь защитить его, Виолетта. Я пытаюсь защитить тебя.
Ее лицо и голос мягки, словно ей искренне жаль видеть меня такой. И есть ужасная, предательская часть меня, которая хочет опереться на ее руку, позволить ей успокоить меня. На глаза наворачиваются слезы, но я моргаю, и они высыхают. Стиснув зубы, я смотрю на Мать, пока в мои колени врезается множество осколков.
Она смотрит на меня, не двигаясь, а затем встает и проводит руками по юбке. Она пересекает кухню, и ее шаги глухо звучат по коридору обратно в комнату. Скрипит защелка закрывающейся двери.
Когда мы остаемся одни, Ариен быстро тушит алтарные свечи. В воздухе витает дым. Он помогает мне отойти от осколков, и я сворачиваюсь калачиком на полу возле печи, прислонившись спиной к стене. В комнате витает сладко-горький запах от кастрюли, полной вишневого варенья, которое я приготовила. На полке наверху есть пустые кувшины, которые можно наполнить, когда заготовки остынут, – это наш вклад в деревенскую десятину на завтра.
