Кестель терпел как мог.
Казалось ли ему, что ВанБарт обманул? Да. Но иногда, когда Кестель больше размышлял о том, – нет. Может, другого пути и не было? Если бы не ВанБарт, он пошел бы на дракона в первый же день после пленения Кладии и погиб бы. Погибли все, пошедшие на дракона. Уход на бой с драконом за любимую не случайно все и всегда считали высшим знаком любви и самоотверженности.
Не надо считать себя обманутым. Кестель и не считал, и не думал бы о том, если бы не давешний разговор с Алией.
Выходя в одиннадцатом часу утра из номера, Кестель встретился с Дунтелем, также покидавшим свое обиталище.
– Я вчера не спросил, так спрошу сегодня: как там поживает госпожа Алия? – осведомился Дунтель.
– Великолепно, – заверил Кестель. – Она сохраняет хладнокровие, а обстановка как нельзя тому способствует.
Перед отелем у столба с объявлениями стояли трое в пурпурных плащах. Дунтель обрадовался стражникам Камер смерти.
– Простите, я хотел бы подойти к ним, узнать обстоятельства казни, – сообщил он. – Кстати, если это не секрет – куда вы сейчас направляетесь?
Кестель редко бывал в Арголане. Тут были места, о которых знал буквально каждый и взахлеб рассказывал о них в барах по всему княжеству, а Кестель не имел понятия.
– Я хотел бы увидеть Зал Оран.
– Замечательно! Если мое присутствие вам не в тягость, я охотно пошел бы туда вместе с вами. У меня встреча сегодня, но лишь ближе к вечеру.
– Мне будет очень приятно.
– Вот и хорошо. Я присоединюсь к вам там.
Дунтель обратился к одному из стражников, блондину с коротким шрамом под глазом. Блондин с подозрением уставился на франта в безукоризненном облачении и скривился, услышав церемонное обращение. Кестель не слышал разговора, но немного встревожился. А что, если стражники захотят обидеть чудака-щеголя, который уже начал нравиться Кестелю?
Перед тем как свернуть за угол, он обернулся. Похоже, разговор протекал спокойно. Блондин перестал хмуриться и выглядел ошеломленным.
– А, сила прощения, – усмехнувшись про себя, подумал Кестель. – Она производит впечатление на каждого.
ВАрголане казнь была товаром, а Зал Оран – монументальной витриной казни.
Кестель в первую же минуту пожалел о том, что пришел сюда. На что он надеялся? Ведь представлял же то, что увидит.
Кестель с Дунтелем шли между разделанными трупами, висящими на веревках. Было тепло и душно, в воздухе стоял непонятный мерзковатый запашок. Иссохшие лица застыли в предсмертных муках. На каждом теле висела деревянная табличка с именем и описанием злодейства. Жуткие виды, однако, не производили впечатления на местных. Висельники образовывали аллеи, по которым гуляли влюбленные, на небольших, окруженных трупами площадях оживленно переговаривались купцы.
Чем дальше заходили Кестель с Дунтелем в Зал Оран, тем сильнее менялось окружение. Появились орудия казни.
Колесо смерти, стальная кровать, гаррота, крюки, колья, железная дева… все, что когда-либо использовалось для казни в Арголане. Мумии жертв лежали и торчали среди орудий экзекуции. Тела некоторых приговоренных не удалось мумифицировать, потому выставлялись только их кости.
Миновав экспозицию останков четвертованного кузнеца, истребившего половину деревни из-за пророческих видений (каких именно, табличка не уточняла), Кестель с Дунтелем оказались у ремонтируемого экспоната. Там стояли трое высоких мужчин в одеждах служащих Зала Оран. Один держал под уздцы ломового коня. Конь помогал двоим мужчинам вставлять на место изрядного размера заостренный столб. Понятно: тут будет изображаться посажение на кол.
Дунтель подошел ближе. До того спокойный конь вздрогнул и дернулся, потянул за собой и мужчин, и всю конструкцию. Один из тех, кто поддерживал кол, бросился успокаивать коня.
– Уходим, – посоветовал Дунтель и, не дожидаясь ответа, пошел прочь.
Кестель зашагал следом, вспоминая о том, что рассказал Ребиер. Дунтель не ездит верхом. Теперь понятно почему.
Немного дальше они наткнулись на один из древнейших экспонатов: безголовый скелет стоял на коленях у толстого пня, откуда торчал топор. Рядом лежал череп с прицепленными к нему рыжими волосами и бородой.
– Его казнили так же, как он убил всех тех жен. Он отрубал им головы. Вот и ему отрубили! – томно воскликнула девица, прижавшаяся к держащему ее под руку мужчине.
– Это было так давно, – вздохнув, устало произнес мужчина.
Дунтель не обратил внимания на парочку и казался встревоженным. Кестель сперва подумал, что приятеля расстроило происшествие с конем, но вряд ли дело было именно в этом. Дунтель то и дело оглядывался.
– Чем дальше в прошлое, тем изощренней казни, – заметил Кестель. – Я слыхал, что теперь в Арголане почти исключительно вешают.
– Не всегда, – заметил Дунтель, остановившись перед экспонатом стосемидесятипятилетней давности.
Жертва увековеченной здесь казни лишилась жизни от удара коротким мечом между ключицами. Опертый о деревянный ящик труп казненного был настоящим, склонившийся над ним палач с мечом – на удивление добротно выполненным манекеном.
– Как мне кажется, для господина Буртая приготовили другое, – добавил Дунтель.
– Вы узнали о его казни?
– Да. Она совершится завтра, посредством удара мечом – как здесь.
– Я думал, его повесят, – заметил Кестель.
– Я тоже. Но господин Буртай боится веревки и попросил об иной смерти. Совет экзекуторов решил уважить просьбу.
– Что ж, это вполне согласуется с идеей прощения.
Дунтель холодно посмотрел на него.
– Вы замечательно поняли идею прощения, – вежливо сказал он. – Но я должен чуточку вас поправить: это согласуется с вашей идеей прощения, а не с моей.
Старейшины давно не собирались все вместе: Боргх, Мильксоан, Воннд, Лангсс и она, Виана ДаХан. Горе кольнуло сердце. С ними должен был сидеть и ее муж – и занимать место старейшего.
Виана понимала, что и сама вскоре уйдет из круга старейшин, станет прошлым, как и Торн – хотя они еще не догадывались об этом. А то, о чем они догадывались, им очень не нравилось.
Виана глядела на Мильксоана и Воннда, и ее сердце сжималось от боли. Они старели еще быстрей и страшней, чем Лангсс. Хорошо выглядел лишь Боргх.
Даже и слишком хорошо. И он слишком уж вызывающе смотрел.
– У сервисанта уже пять элементов, – заметил он. – То есть вполне можно полагать: если он узнает, где шестой и седьмой, добудет и их. И что тогда? Что мы будем делать, когда начнется война?
– Это если он добудет все семь, – покачав головой, сказал Мильксоан.
– Он добудет, какие сомнения? – сказал Боргх. – До сих пор никто не смог остановить его.