– Стоять! Мы в Арголане не любим, когда у кого-то отбирают свободу без нашего на то согласия. У тебя есть на него ордер?
– Но ведь…
– Ага, значит, нету. Раз нету – развяжи. Это все равно, паяц он или нет, – определил стражник.
Свинопас вопросительно посмотрел на Кестеля, тот промолчал. Бомол проснулся: зашевелился, открыл глаза. И в самом деле, снотворное на него почти не действовало.
Паяц вдруг понял, что связан.
– Что вы тут, курвы…
– Развяжите! – крикнул стражник.
Кестель колебался. Не хотелось убивать стражника, но выпускать паяца хотелось еще меньше.
Бомол заметил сапоги с загнутыми носками и дико завыл.
– Траханный свинский любовник! Развяжите меня! Не дайте меня прикончить этому дерьмоеду из хлева!
– Развяжи его! – приказал стражник свинопасу, притом чуть не тыкал его в нос алебардой.
– Хорошо, развязывай, – разрешил взбешенный Кестель.
– Слышал, ты, свинский подсобник? – взвизгнул паяц.
Свинопас беспомощно развел руками.
– Выпускать такого убийцу – это большая ошибка.
Солдат стиснул зубы и молча пошевелил алебардой у самого лица свинопаса. Тот вздохнул и развязал Бомола.
– Свинский помет, – прошипел паяц и стряхнул веревки.
Он вскочил быстрей, чем свинопас успел выпрямиться, мгновенно выхватил нож и дважды полоснул: по лицу и по горлу.
– Ты! – рыкнул стражник и ткнул алебардой.
Но он был глупый и медленный, умел только пугать горожан, и то пугались далеко не все.
А паяц уж точно не пугался. Он проворно уклонился от алебарды, подскочил к стражнику и вбил ему нож в глаз. Болван упал на колени, завизжал, замахал рукой у лица, силясь ухватить рукоять.
Кестель ударил паяца кулаком промеж глаз и воткнул меч в грудь.
Стражник улегся на мостовую рядом с мертвым свинопасом и затих.
Кестель выдернул меч, присел на корточки подле неподвижного паяца. На сосновой голове были намалеваны большие глаза, выглядящие мертвыми. Но они всегда так выглядели.
Кестель принялся связывать куклу. Бомол повернул голову и буркнул:
– Ну и зачем? Напоминаю еще раз: у меня нет сердца.
Кестель еще раз приложил его кулаком промеж глаз. Тряпичная голова ударилась оземь, но тут же снова приподнялась.
– Ни хрена ты мне не сделаешь! – предсказал паяц и засмеялся.
– Ты сволочь и убийца.
– Что, хотел меня прикончить? Отдать тому свинскому херу? Ни хрена ты мне не сделаешь, понял?
Из распоротого горла свинопаса еще лилась кровь. Она стекала вниз по улице, струилась между камнями.
Глава 18
Все приготовленное лежало в пристройке у хлева. Кестель вошел, швырнул наземь тряпичное тело рядом с деревянным столбом, поддерживающим крышу, затем обездвижил тело, разрезал шов на груди паяца и раздвинул тряпки.
Смердело. Кестель вынул из мешка свиное сердце. Оно смердело не меньше.
Хм, а что дальше? Кестель не имел об этом ни малейшего понятия. Сердце должно быть свежее, с душком не подойдет. А кроме того… Свинопас описывал процедуру в общих чертах, но деталей не выдал. К тому же Кестель старался не слушать его.
Кестель вложил сердце в грудь паяца, повернул. Вроде на месте.
Паяц перестал дергаться, затих – присматривался, что же делает его будущий экспонат, – а потом захихикал.
– О, как я и подозревал. Задница полная. Ни хрена у тебя не выйдет. Ты понятия не имеешь.
Кестель пытался привязать сердце шнурками, свисающими в грудь паяца.
– Задница, задница, – приговаривал Бомол. – А ты что, надеялся, будто так меня и сработаешь? Не получается у тебя. Эх, зря ты повелся с говенными свинарями. Они же тупые, будто кузнечный молоток. Даже когда что-то и умеют, научить не смогут. Ох и поплачет тут кое-кто. Или, Кестель, ты сам поплачешь из-за того, что ничего не знаешь?
Унылый Кестель склонился над паяцем. Тот шмыгнул тряпичным носом.
– И сердце ты принес совсем несвежее, все дело испортил. Застиг меня врасплох, а потом все испортил. Хотя нет. Это Дунтель застиг меня врасплох. Ты слишком для этого глупый. Ну и что ты теперь будешь делать?
Кестель и так и эдак пришнуровывал сердце. Через полчаса он понял, что Бомол прав. Наобум сердце паяцу не приделаешь. Тогда Кестель отложил сердце, вытер пот со лба и задумался.
И вдруг за спиной послышались шаги. Кестель мгновенно развернулся.
Там стоял свинопас.
Он передвигался медленно, неуверенно ставил ноги, словно лишь учился ходить. Через все лицо – до уха и дальше – тянулась раскрытая рана. Горло было рассечено, одежда напиталась кровью.
– Приведи тут все в порядок, – буркнул Кестель.
Его абсолютно не волновало то, откуда взялся свинопас, отчего шевелится и вообще жив ли, и с какой стати в этом мире бессмертные свинопасы. В мире полно бессмертных паяцев и вояк. Отчего не свинопасов?
Пусть только сделает все как надо.
– Вот же сука, – с досадой пробормотал Бомол.
Из горла свинопаса вырвалось невнятное бульканье – говорить мешала загустевшая кровь. Но затем, видно, горло прочистилось, и свинопас монотонно заговорил, постоянно повторяясь.
Затем он подошел к паяцу, резко наклонился и пошатнулся, но не свалился наземь, а опустился на колени. Глаза свинопаса были закачены, виднелись только белки. Он неуверенно нащупал свиное сердце, взвесил его в грубых больших ладонях, медленно перевернул.
Кестель стоял в нескольких шагах и наблюдал.
Свинопас уложил сердце в разодранную грудь Бомола, медленно, с трудом завязал шнурки – все едва двигаясь, страшно, неуклюже. Паяц дергался, старался помешать, но свинопас не обращал внимания на потуги куклы.
Вдруг сердце вздрогнуло, забилось.
– Все? – осведомился Кестель.
Свинопас опять забулькал, посмотрел на Кестеля, неуклюже вытянул руку, будто старался отгородиться. Бульканье стало похоже на постоянно повторяемое слово: «Р… ж… ре… ж… ре… жь».
Паяц переменился на глазах. Хмель целиком испарился, а с ним и бравада. Бомол затих.
– Нетса, не делай этого, – прошептал паяц.
Кестель хотел побыстрее закончить дело. Какая разница, о чем там шепчет кукла-убийца?
– Уже можно? – опять спросил он.
– Вы что, так вот хладнокровно решили меня прикончить? – в ужасе взвизгнул паяц.
Свинопас крутил головой и выдавал все те же свистяще-булькающие звуки. Бомол зарыдал.
