Кестель протянул руку над горящей свечой. Пламя обвилось вокруг запястья, затрещало. Кестель стиснул зубы. Боль пришла как удар, завоняло горелой кожей. Захотелось отдернуть руку – но Кестель неимоверным усилием воли сдержал порыв и, по-прежнему стискивая зубы, наблюдал за тем, как пламя увечит кожу. Кестель убрал руку лишь тогда, когда убедился, что может пересилить боль.
Запястье выглядело скверно. Еще несколько месяцев назад он поспешил бы обработать рану. Но за последние несколько месяцев многое изменилось. Кестель перестал обращать внимание на мелочи. От раны не останется и следа еще до рассвета. Кестель ощущал в себе силу. Он был измученным, одиноким – но очень сильным.
Близ двух ночи дверь приоткрылась, и в комнату проскользнула полоска света. Кестель поднял голову и посмотрел в лицо лысому мужчине. Тот был спокоен, равнодушен и сосредоточен – хотел исполнить привычную работу.
Кестель не двинулся с места. Его правая ладонь уже лежала рядом с рукоятью меча. Что бы ни сделали незваные гости, Кестель успеет взяться за оружие и развалить им головы.
Мужчина прижимал к груди мясницкий нож с деревянной рукоятью, Альха тащила за собой пару грязных кожаных мешков, глядела закаченными глазами – зрачков не видно, одни белки. Кестель знал, что это значит: ей отобрали волю чарами.
Магия. Везде она.
– Идите отсюда, – тихо попросил он.
Мужчина молча стоял и глядел. Его лицо ожило. По нему прополз червь. Еще один вылез изо рта и проворно втиснулся под веко. Кестель заставил себя не отвернуться. Почти хотел, чтобы тип с мясницким ножом шагнул в комнату, хотел выместить на убийце свое горе, отчаяние и муки.
Мужчина медленно опустил нож, попятился – а за ним и Альха. Они затопали вниз по лестнице, не пытаясь ступать осторожней. Все, как и предполагалось: здешние умели не биться, а всего лишь убивать.
В комнату пытались зайти перед рассветом. Дверь тихонько приоткрылась, а Кестель даже не поднял головы, лишь шевельнул пальцами руки, лежащей подле рукояти. Дверь закрылась. Больше никто не приходил.
С наступлением ночи Шероны отложили бесполезные в темноте таблицы и пошли. Вскоре они добрались до места, где алмазы показали сцену пленения Алии. Братья далеко обошли Багровую корчму. Она отпугивала все темные создания, будучи тварью намного темней и страшнее их.
Дальше на дороге братья встретили сотворенную раньше гулящую девку и воспользовались ее услугами. Девка была не против – заскучала в лесу.
Не зная, куда Кестель повел Алию, гроблины пошли к самое вероятное место. Под утро они добрались до Клоокблока. Разочарованные братья сняли комнату на постоялом дворе и, поскольку солнце уже всходило, обыскали таблицами лес. Но стены Багровой корчмы были непроницаемыми для магии гроблинов.
Девка за ночь постарела и сморщилась, и расточилась прежде, чем солнце разогнало утренний туман. Братья устали и почти потеряли надежду на то, что отыщут Алию. Все трое завалились спать.
Алия проснулась поздним утром и долго лежала с открытыми глазами, ошеломленная, не верящая сама себе. Кестель стоял у окна и смотрел на дерево, чьи ветви гнулись под тяжестью вороньих гнезд. Слышалось карканье.
Он оторвал взгляд от дерева, посмотрел на отражение Алии в оконном стекле.
– Дождь собирается, – сообщил он и взглянул на оригинал.
А, еще не пришла в себя.
– Это было красиво, – тихо выговорила она.
– Что снилось?
Она подняла руки и увидела, что они связаны, а сама она лежит в постели нагая. Алия выругалась, ее лицо исказилось гримасой злости. Алия сунула руку между ног, вытащила, понюхала – и вздохнула с облегчением, а затем натянула простыню до шеи.
– Я заснула в ванне?
Он пожал плечами. А она посмотрела на него с интересом и – надо же – с нескрываемым презрением.
– Что мне снилось, не твое дело. Почему мы еще живы?
– Мертвая ты мне не принесешь ни гроша, – снова повернувшись к окну, заметил Кестель.
– Не думай, что я ни о чем таком не подозревала. Я сразу поняла, что у тебя есть план.
Он молча смотрел в окно.
– Ну ладно, когда ты начал хлестать пиво, я немного испугалась. Так отчего нас не зарезали?
– Тут порядочные люди.
– Тут Багровая корчма!
– Ну, если переживешь Театр и обзаведешься внуками, будешь им рассказывать про то, что ночевала здесь, – предсказал Кестель.
– Я расскажу им про то, как убивала тебя, – нахмурившись, предсказала Алия.
– Собирайся, – устало приказал он.
Он желал Алию Лов, когда та спала. А проснувшись, она превратилась в обычную вульгарную бабу и уже надоела.
Она поднялась, завернувшись в простыню, уселась на горшок, потом босой ногой толкнула горшок под кровать.
– Развяжи меня. Мне надо одеться.
Кестель не хотел вести ее нагой и потому исполнил просьбу. В общем, при известной осторожности можно было не бояться Алии. Он умел сворачивать шеи просто голыми руками.
Когда она оделась, Кестель снова связал руки.
Они спустились вниз. Корчма пустовала. В дневном свете столы оказались наполовину сгнившими, с потолка свисала паутина, на полу лежали горы мусора и подыхающий пасюк. Кестель вынул из сумки пару истертых, грязных серебряных монет и положил на пыльную стойку.
– Мы должны были заплатить не такой валютой, – заметила Алия.
Когда вышли наружу, она указала руками и вполголоса опасливо сказала: «Колодец».
Кестель подошел к нему и нерешительно заглянул внутрь. Далеко внизу поблескивала поверхность воды, а под самой поверхностью виднелись отрубленные конечности и головы, изуродованные тела, распухшие, искривленные, словно древесные корни. Посиневшие лица расплылись, широко раскрытые глаза казались сплошь серыми.
Всё – мертвое, неподвижное, застывшее.
Кестель вдохнул душный влажный воздух.
Собиралась гроза.
Виана присела на берегу реки и посмотрела на свое отражение. С воды глядело стареющее лицо, на котором шрамов было ровно столько, сколько и морщин. Но не они делали лицо пустой тенью бывшего когда-то. Хуже всего выглядели глаза: мелкие, ввалившиеся, уродливые. Именно по ним было видно, сколь многое умерло в том, что когда-то было настоящей Вианой ДаХан.
Она ударила по воде, чтобы разбить отражение. С другого берега доносилось пение утопленниц. Для Вианы оно звучало лягушачьим кваканьем, но находились ведь и те, кто поддавался чарам этого напева.
Она встала.
Да, мир полон глупцами, желающими видеть красоту там, где лишь стыд и предательство. Но потом обязательно наступает прозрение, и все уже кажется лягушачьим кваканьем.
Виана пошла искать брод, закинув маску трески на спину. Рыбья чешуя на плаще давила на плечи, а Виане даже не было кому пожаловаться на то, как тяготит ее плащ. Хотя она бы все равно не пожаловалась. Слишком много разочарований и боли. Теперь настало время самой причинять боль.
