– Но ведь он взял парня и опекает.
– Мальчугана когда-то привел Бингун, малой и прижился. Глупый он дальше некуда, но работает хорошо. Вы же сами видите, какой он сильный, – сказал Пепе.
– Сам ты глупый дальше некуда! – крикнул Алие.
– Но слышит хорошо, – добавил Пепе, рассмеялся и сказал вполголоса: – Вряд ли его отец вернется.
– Он вернется! – крикнул Алие и кинул в Пепе куском полена.
Тот угодил в корчмаря.
– Ты осторожней, – посоветовал старик. – Сколько стоит?
Пепе назвал цену, старик заплатил и притом был очень доволен.
– Конечно, он может вернуться, – заверил Элрой. – Я много чего слышал. Пьяные любят поболтать. Возвращались и те, кого давно все посчитали мертвыми.
Подметавший пол Алие глянул исподлобья на старика. Алие именно за это и любил корчмаря. Тот никогда не говорил, что уже не осталось и надежды.
Вошли Моргон с Шаратой. Моргон кивнул корчмарю и посмотрел на Пепе, лениво болтавшего с гостем.
– Ну пойду я уже, – решился тот. – Замечательный нож. Моргон не любит, когда понапрасну тратят время. Я тоже такого у себя не люблю. Ну, пойду уже, отправлюсь. А нож, как обычно, великолепный.
Моргон не любил двух вещей: когда его люди много болтали, в особенности на работе, и когда не умели толком обращаться с оружием. Говорил, что, мол, хочет у себя не просто кузнецов, но воинов.
Конечно, это Моргон говорил не для Шараты с Бингуном. Те с самого начала были с Моргоном, с тех пор, когда он еще не сделался кузнецом. Те умели драться и молчать, причем непревзойденно.
Да они и не походили на кузнецов. Бингуна с головы до пят покрывали татуировки, испещренное символами лицо пугало горожан, особенно женщин. Хотя некоторых это интересовало и притягивало.
Шарата не мог похвастаться татуировками, но зато носил на теле множество шрамов. Моргон не имел ни татуировок, ни обилия шрамов, но глаза его были спокойнее подземных озер. Из этой троицы Моргон казался самым жутким.
Даже князь питал к нему уважение.
Моргон приказал Пепе и Нади каждый день тренироваться с мечом и луком. Смотрели за тренировками Моргон или Шарата, но не Бингун. Моргон объяснял, что Бингун – бывший наемный убийца из старого клана, поклявшийся не открывать свои умения чужому. Потому Бингун никогда не учил ни Пепе, ни Нади.
Моргон позволял Алие учиться мечу, но не луку. Отец Алие был замечательным лучником, но не вернулся с войны. Алие мечтал сделаться как отец. Но все видели: у него к стрельбе никаких умений, а Нади говорил всем, что лук в руках Алие – это опасность для окружающих.
Моргон тоже говорил так и запретил Алие тренироваться с луком. Но Нади как-то вечером подслушал разговор. Бингун говорил о том, что отца Алие убили не хунг, а княжеские люди из-то того, что отец не захотел закрывать глаза на их темные делишки. Будет безопасней для парня, если княжеские убедятся: он-то ни к чему не годен с луком в руках. Тогда они не будут бояться мести, если убийство когда-нибудь обнаружится.
Правда, Алие везде и всегда из кожи вон лез, чтобы показать, как сильно он хочет сделаться лучником. Брать в руки меч он не хотел, а лук никак не мог освоить.
Тем полуднем Пепе и Нади тренировались под присмотром Шараты. Моргон куда-то ушел, а Бингун глядел и покуривал лиловое зелье. Оно люто воняло, но Бингуну нравилось.
Щиты, как обычно, поставили на дворе перед кузней. Они виднелись с улицы, и прохожие иногда задерживались поглядеть. Зрелище быстро наскучивало, но одних зевак неизменно сменяли другие. Пепе легко попадал в щит, но почти никогда в середину. А раскрашенный в тигровые полосы лук Нади вгонял девять из десяти стрел в самый центр.
Как обычно, пришел и Алие, взявший из кузни лук. Его хозяин, Бингун, посмотрел с интересом, но и не двинулся с места. Он никогда не мешался в тренировки, даже когда Алие брал без спроса Бингунов лук размером больше своего роста.
Бингун даже не удосужился пересесть, хотя сидел поблизости от щитов, знал, что сейчас будет, и только щерил зубы, ухмылялся, видя, как Шарата крутит головой.
– Алие, оставь этот лук, – попросил Шарата.
– Сам оставь лук, – буркнул Алие и встал рядом с Нади и Пепе.
Нади осмотрелся – эх, нет Моргона, – посмотрел на крутящего головой Шарату, быстро побежал к стене кузни, к длинному чурбаку, и прикатил его Алие. Тот вскочил на чурбак и выставил лук перед собой. Алие пробовал держать лук вертикально и, если бы не чурбак, удержать не смог бы – уперся бы в землю. Парень потащил стрелу из колчана, принялся накладывать на тетиву, но торопился и несколько раз не смог попасть на желоб.
– Всего один раз – и выметаешься, – сказал Шарата.
– Бингун, уходи оттуда! – заорал Пепе.
Бингун промолчал, промолчал и Алие, все старающийся попасть желобком на тетиву. Но в конце концов смог и натянул лук, который не смог бы натянуть ни один девятилетний мальчишка.
– Спокойней дыши, спокойней, – посоветовал Шарата.
Алие не послушал и сразу выпустил стрелу. Та упала в нескольких шагах от щита, в опасной близости от Бингуна, и взбила пыль.
– Завидный выстрел, – объявил Пепе и рассмеялся.
Шарата по-прежнему крутил головой, Бингун щерился.
На улице рассмеялся зевака, правда нервно. Алие вынул вторую стрелу из колчана.
– Только стрелы портишь, – буркнул Шарата. – Хватит уже!
Алие, не слушая, накладывал стрелу на тетиву – с тем же успехом, что и первую.
– Оставь, – сказал объявившийся вдруг Моргон.
Он подошел и забрал лук.
– Я ж вам говорил, не давайте ему стрелять.
– Да он только раз, ты же знаешь, как он хочет стрелять, – заметил Шарата.
Алие стоял, потупившись, но то и дело исподлобья поглядывал на кузнеца. Моргон отдал лук Нади и приказал отнести на место.
– Я не хочу тебя тут видеть, – сказал Моргон, но Алие стоял, будто врос в землю.
– Смотрите-ка, злой какой, аж искры из глаз, – объявил Пепе и засмеялся.
Моргон хлопнул ладонью Алие по уху.
– Я тебе сказал идти отсюда и не трогать лук.
Парень пошатнулся, глянул на кузнеца.
– Убью тебя, – прошипел он, посмотрел на остальных, потом снова на Моргона, и побежал в кузню.
Пепе показал на него пальцем.
– Смотрите, проворный какой! Как белка прямо.
Он снова рассмеялся. Шарата усмехнулся, Бингун по-прежнему скалил зубы. Зевака тоже рассмеялся. Нади даже не улыбнулся.
Моргон отер ладонью лоб. Она у него была больше головы Алие и, наверное, тяжелее. Моргон злился на себя и думал о том, не слишком ли сильно ударил мальчика.
