– Но зачем? – уже не так холодно спросила она. – Ты же страшно рискуешь. Отчего эта девочка так дорога тебе?
– Я увидел ее на площади в Воон Дарт. Девочку заставляли делать жуткое… я не выдержал. А потом уже не знал, что с нею делать. Я подумал, что ты знаешь лучше.
Она сидела в кресле такая красивая, импозантная. А потом она скривила губы, и в ее голосе уже не было и капли тепла:
– Ты шутишь? С чего тебе взбрело в голову, что я помогу тебе?
– Ты никогда не подводила меня.
– Но ты подвел меня. Приручил, увел, бросил, – а я осталась среди людей, готовых отдать половину имущества за твою смерть.
Она немного поколебалась и добавила:
– Я трахаюсь с половиной этих людей.
В очередной раз повисла тишина. Слышался только шорох веревочных волос тряпичной куклы.
– Найди людей, которые были бы добры к девочке, – попросил Танида.
– За сколько?
Он не понял. Он рассчитывал на то, что услышит упреки, оскорбления, признания в ненависти, но был уверен: Ласса не выдаст и, конечно, займется ребенком.
– Ты хочешь, чтобы я заплатил тебе?
– Да, хочу. Две тысячи серебром, – сказала она и посмотрела на девочку с куклой. – За такую сумму я отыщу дом, где о ней позаботятся, дадут образование. Если девочка захочет, она может быть счастлива там. Есть добрые, порядочные люди, которые не могут иметь детей.
– У меня нет денег.
Ласса смерила его взглядом – медленно, внимательно, зло.
– Да, похоже. Так возьми у Пруна.
– Откуда у него? Театр – не банк.
– Возьми у Пруна или добудь как знаешь, но принеси деньги. А Прун уже давно не занимается театром. Он не говорил тебе?
Танида промолчал.
– Так он не сказал тебе, чем сейчас занимается?
– Чем же? – спросил Танида.
Ласса усмехнулась. Ему очень не понравилась эта усмешка.
– Мстишь за прошлое?
– Вовсе нет. Я уже не помню того прошлого. Я хочу, чтобы между нами были нормальные деловые отношения. Ты что-то делаешь для меня, я – для тебя. Это значит, ты платишь. И никаких услуг взамен за прошлое. Прошлое сейчас – неходовая монета.
– Я достану серебро, – пообещал Танида.
Он еще не знал как, но Ласса сказала, что Прун в состоянии одолжить такую сумму. Но как можно просить столько у человека, которому перестал доверять?
– Ты будешь добра к ней?
– К ней? Уж будь спокоен, из-за тебя она страдать не станет.
– Я принесу деньги, может, через пару дней, но девочку хочу оставить прямо сейчас. Я не умею опекать детей, а твои приятели охотятся за мной.
– А кто мне заплатит, если тебя поймают? – осведомилась Ласса.
Он не ответил. А что тут скажешь? Он склонился к девочке, гладившей голову кукле.
– У тебя будет дом, – тихо, ласково сказал он. – Ты останешься здесь, у моей старой подруги. Она выглядит грозно, но я знаю: она добрая. Она хорошо с тобой обойдется, и у тебя будет место, где можно нормально жить.
Девочка равнодушно посмотрела на Таниду, прижала к себе куклу.
– Береги себя. Я буду думать о тебе, заботиться, но издалека.
Он встал и попросил Лассу:
– Два, три дня. Может, неделю. Нужно время для того, чтобы собрать деньги.
– Завтра, или девочка окажется на улице.
Сае сунула куклу в карман льняной рубахи, встала, сунула руку в ладонь Таниде. Но тот помотал головой и убрал свою руку, присел так, чтобы его лицо было вровень с лицом девочки.
– Ты должна остаться тут. Пожалуйста. Будь с Лассой.
Та поднялась с кресла, подошла, положила девочке на плечо руку в янтарном браслете, раскрашенную цветами.
– Как тебя зовут?
Девочка молчала.
– Ее зовут Сае, – сказал Танида.
Девочка равнодушно посмотрела на Лассу, уселась и вынула куклу.
Возвращались они в темноте. Улицы опустели, на пути повстречалось только двое алебардистов да фонарщик. Тот приподнял крышку фонаря, ткнул в вершину фонарного столба длинной палкой с горящей лучиной на конце, а алебардисты стояли, задрав головы, и глядели на то, как в котелке на столбе занимается масло.
– Мне нужны две тысячи, – сказал Танида.
Когда фонарь вспыхнул, Прун зажмурился. Разлился смолистый запах горящего масла, и на мгновение сделалось светло, как в комнате со множеством свечей. Затем фонарщик позволил крыше над котелком опуститься, уменьшил пламя.
– За что ты собираешься ей платить? – осведомился Прун.
Танида не ответил. Как и алебардистов, его заинтересовали фонарь с фонарщиком.
– Ты просишь об одолжении, а с чего собираешься отдавать?
Количество денег, похоже, не слишком заботило Пруна. Танида уже понял, что деньги у старого друга есть. Походило на то, что у него – целое состояние. И как заработать состояние человеку, всю жизнь жившему чуть ли не впроголодь?
– Я знаю людей в приморских городах, которые возьмут меня ради меча.
– Меч твой стоит недорого. А если позволишь убить себя, деньги пропадут.
– Я не дам убить себя.
Прун хихикнул в темноте.
– Я говорю не про твою работу в приморских городах, а про наш город, здесь и сейчас. ТанПер нанял трех убийц. Каждый действует независимо и торопится, чтобы успеть раньше. Награду получит только один.
– Откуда ты знаешь?
– Первый уже труп. Он крутился тут, поблизости, – будто не заметив вопроса, сообщил Прун. – Команду второго ты видел.
– А третий?
Пруг рассмеялся.
– Я третий.
Танида выпрямился и тут же сгорбился опять. Где-то за спиной, в темноте, шел великан Мастиф. Может, далеко, а может – нет. Несмотря на габариты, гигант умел передвигаться беззвучно.
– Так ты не случайно наткнулся на меня?
– Я искал тебя, чтобы успеть раньше других.
– А, это Ласса и имела в виду, когда советовала спросить о твоих занятиях, – заметил Танида.
Каменные дома по обе стороны улицы выглядели запустелыми, ни лучика света в окнах. Свечи были дороги, а горожане умели считать деньги. Их не пугала темнота. Они укрывались в ней целыми семьями, наглухо закрыв двери жилищ, страшась за жизнь и добро. Но в их темноте, по крайней мере, было безопасно. А Танида уже давно не знал места, где мог бы ощутить себя в безопасности.
– Меня заставила жизнь, – тихо сказал Прун.
Он помолчал с минуту, потом добавил:
