— Конечно, — ответил Антоний. — Никогда не знаешь — вдруг ужин вспорхнет из-под ног. А у тебя на родине люди разве не носят с собой пращи или рогатки?
— В городах — не носят, — сказала Балкис. — Там мы покупаем продукты для ужина на рынке.
— Понятно, — кивнул Антоний и отправился на поиски куропатки.
Балкис решила, что ее друг, пожалуй, не так сильно нуждается в ее помощи, как она думала.
Ужинали молча, но молчание не было тягостным. Балкис перед едой преобразилась в девушку, рассудив, что так ее желудок вместит больше пищи и это позволит ей дольше продержаться. Она старательно уговаривала себя, мысленно твердила, что ей лучше быть в девичьем обличье вовсе не потому, что Антоний то и дело бросает на нее восхищенные взгляды, но его взгляды были ей приятны. И вообще ей стала приятна та странная теплота, которую вызывали у нее эти взгляды. Кроме того, когда она становилась девушкой, ощущения были не такими резкими.
Антоний вытер пальцы пучком сухой травы и спросил:
— Ну что, сыграем в старую игру?
— Что ты сказал? — переспросила Балкис, не понимая, оскорбиться или нет.
— В игру, — объяснил Антоний. — Ты же слышала, как мы играли вчера вечером? Я, сколько себя помню, всю жизнь в эту игру играл — в стихотворный пересказ древних легенд.
— А, вот ты про что! — с облегчением воскликнула Балкис. — Мне эта игра незнакома, Антоний. Да и легенд ваших я не знаю.
— Но ведь это замечательно! — воскликнул Антоний. — Новая история! Если так, говори все, что придет в голову.
— Даже не знаю, получится ли у меня, — покачала головой Балкис. Конечно, она понимала, какое редкое удовольствие предвкушает Антоний, собираясь начать новое сказание, да еще при том, что никто не станет встревать и возражать ему. Она не могла его разочаровать. — Но я попробую…
— И у тебя получится! — заверил ее Антоний. — Ну вот… Сейчас я начну. — Он уставился на пламя костра, взгляд его стал задумчиво отстраненным, но вот его глаза сверкнули, и он заговорил нараспев: — Рустам проснулся и… Нет, не так… Он встал с постели и… Нет, размер не годится… Рустам глаза открыл и… Вот ведь незадача! — Он рассмеялся. — Прежде мне никогда не доводилось зачинать строфу! Когда стих начат, я всегда без труда присочиняю строки в середине и в конце. Бывает, мне приходит в голову и первая строка — но… Первая строка всего стихотворения? Прости, пожалуйста, мне надо подумать.
У Балкис заныло сердце — так она переживала за Антония. Наконец ему представилась возможность начать стихотворение, и надо же… Быть может, если бы первую строку сочинила она, потом ему стало бы легче?
— Давай я попробую, — предложила Балкис, которой, наоборот, всегда легче давались начало и середина строфы. — Ну, что он там должен сделать, этот твой Рустам?
— Ну… Он встает, произносит утреннюю молитву, восхваляя солнце, а потом собирается на охоту, — сказал Антоний таким тоном, словно все это само собой разумелось, покраснел и смущенно засмеялся. — Извини. Я опять забыл, что ты не знаешь этой истории.
У Балкис стало легче на душе. Ее позабавило то, что Антоний так смущается из-за каждой неудачи, но она вовсе не хотела, чтобы он каждый раз просил у нее прощения за ошибку или забывчивость.
— Для начала хватит, — храбро кивнула она. — Так… Сейчас, сейчас… Рустам с постели встал с зарей…
— Вот видишь! Все у тебя получается! — радостно воскликнул Антоний. — Восславил солнце, лук свой взял…
«Лук»? А дальше что? Но тут Балкис вспомнила, как снаряжают лук.
— Снабдил тугою тетивой…
— «Зарей» — «тетивой»! Неплохо! — похвалил ее Антоний. — И стрелы острые избрал… Теперь заканчивай строфу.
У Балкис екнуло сердце. Последние строки ей никогда не давались. «Избрал»… Какое же слово пририфмовать к слову «избрал»?
— И выстрелил… В смысле — он оперение приладил… Проклятие, Антоний! Вот ведь — не везет так не везет. У меня никогда не получается последняя строчка!
— У меня получится, не переживай, — ласково улыбнулся Антоний и произнес нараспев: — Колчан свой вышитый достал… Ну вот, теперь начинай новую строфу.
Новую строфу? Но что же там могло быть дальше? «Достал колчан»… И что? Но тут Балкис вспомнила, что первую строку новой строфы не надо было рифмовать с предыдущей. Она могла закончить строчку любым словом, а уж рифма оставалась для Антония. Хитро усмехнувшись, Балкис произнесла:
— Он… на зеленый луг… ступил…
— Чтоб след олений отыскать! — выпалил Антоний. — Вот видишь — это совсем просто!
«Тебе, может, и просто», — сердито подумала Балкис, только теперь вспомнив о том, что не вторая строка должна была рифмоваться с первой, а третья, доставшаяся ей. «Ступил», «ступил»…
— Потом он речку переплыл! — воскликнула Балкис, радуясь найденной рифме.
— И долго-долго… — проговорил Антоний и задумался.
В конце концов они с горем пополам закончили эту строфу и начали новую. У Балкис, как обычно, сносно получались первые и промежуточные строки, но последние приводили в отчаяние. Выручив ее три раза подряд, Антоний милостиво проговорил:
— Если хочешь, возьми на этот раз вторую строчку.
— О нет! — возразила Балкис. — Тебе так редко выпадает такая возможность!
— Промежуточные строчки мне тоже редко достаются, — успокоил ее Антоний. — Так что пусть на мою долю останутся третья и последняя. Я же «белоручка» — так меня братья называют.
— Вовсе ты не белоручка! Ты намного лучше! — горячо воскликнула Балкис.
Антоний пристально посмотрел на нее, и от его взгляда девушке стало неловко, захотелось отвернуться, но она выдержала.
— Никогда не пытайся пересмотреть кошку, — предупредила она.
Антоний весело рассмеялся, и его смех словно бальзамом пролился на сердце Балкис.
— А я уставился на тебя, да? — проговорил он. — Прости, красавица. Но если ты думаешь, что я лучше, я и буду лучше!
«Ну ладно, — решила Балкис. — Первые строчки — это для него награда, которой он так долго был лишен. А уж когда поэма начата, какая разница? Разве только что первая строка не требует рифмовки».
— Хорошо, — кивнула она. — Говори первую строчку. Пусть Рустам уже начнет в конце концов охотиться.
— Тогда тебе — вторая строчка, — усмехнулся Антоний. — Скажи, что он отправился туда, где никогда не бывал прежде.
Стегоман набрал высоту и, найдя восходящий тепловой поток, взлетел еще выше. Мэт огляделся по сторонам, но стройной красной драконихи и след простыл. Тогда он посмотрел вперед и увидел за горами светло-бежевую полосу.
— Впереди — южная пустыня, — предупредил он Стегомана.
— По возможности буду лететь как можно выше, — отозвался дракон. — Но воздух над пустыней не даст восходящих потоков до полудня.
