Он усмехнулся и, подскочив к Роду, похлопал его по обтянутому железом животу.
— Брось, не вешай нос! Тебе предстоит иметь дело только лишь с мечами и, возможно, время от времени, с арбалетами, так что будь бодр и весел.
— О, я просто дрожу от нетерпения, — буркнул Род. Бром развернулся и направился к двери.
— А теперь — в палату Королевского Совета! Пойдем, я покажу тебе твой пост.
Карлик обернулся и ткнул пальцем в Большого Тома.
— Эй, ратник Том! Возвращайся к себе в казарму. Если ты понадобишься, твой хозяин позовет тебя.
Том вопросительно взглянул на Рода.
Тот кивнул. Бром с грохотом распахнул дверь и вышел. Род, улыбаясь, покачал головой и последовал за ним.
Палата Королевского Совета являла собой огромную круглую залу, большую часть которой занимал большой, футов 20 в диаметре, круглый стол. В южной, восточной и западной точках окружности зала находились двери, а на севере палаты размещался гигантский камин, где весело потрескивали дрова.
Стены были увешаны безвкусными гобеленами и роскошными мехами. Над камином висел огромный щит, украшенный королевским гербом. Сводчатый куполообразный потолок пересекали массивные резные балки.
Вокруг стола, сделанного из полированного орехового дерева, сидели двенадцать Великих Лордов королевства: герцог Медичи, граф Романофф, герцог Глочестер, князь Борджиа, граф Маршалл, герцог Стюарт, герцог Бурбон, князь Габсбург, граф Тюдор, баронет Раддигорский, герцог Савойский и величественный седовласый герцог Логайр.
Слушая, как герольд зачитывает со свитка имена, Род понял, что здесь собрались все, кроме королевы Катарины Плантагенет.
Размышляя над списком имен, которые выбрала себе элита Эмигрантов, Род решил, что они были не только романтиками, но и немного чокнутыми. Воистину Плантагенет*
[22]
! Рядом с каждым из Великих Лордов сидел худенький, жилистый сморщенный старичок с изможденным лицом, горящими голубыми глазами и шишковатым черепом, украшенным несколькими зализанными прядями волос.
«Советники?» — гадал Род. Странно, что они были так похожи друг на друга...
Все сидели в массивных, украшенных резьбой креслах из темного дерева. И лишь в восточной части стола пустовало большое позолоченное кресло.
Раздалась барабанная дробь, запели фанфары, и все лорды и советники поднялись на ноги.
Огромные двойные створки восточной двери широко распахнулись, и в палату вошла Катарина.
Род стоял на посту у западных дверей. Перед ним открылся столь прекрасный вид, что у него защемило в груди.
Облачко серебристых волос вокруг изящно очерченного, недовольного личика; большие голубые глаза и кораллово красные губки; стройное детское тело с набухающими грудями и с узкими бедрами, которые, благодаря широкому поясу на талии, были туго обтянуты шелком, спускающимся в виде буквы «Y» от бедер до пола.
Она села в пустующее кресло, положила руки над подлокотники и, выпрямившись, откинулась на позолоченную деревянную спинку.
Бром О'Берин вспрыгнул на табурет, стоящий справа от нее.
Прямо напротив королевы, в западной части стола сидел герцог Логайр. Его советник начал что-то шептать ему на ухо. Герцог нетерпеливым жестом велел ему замолчать. Бром О'Берин кивнул герольду.
— Большой Королевский Совет объявляется открытым, — провозгласил герольд. — Здесь собрались все великие земли Грамарая. Пусть те, кто ищет справедливости, подадут в присутствии равных себе прошения королеве.
В комнате воцарилась тишина. Герцог Бурбон заерзал в кресле и откашлялся. Голова Брома повернулась к нему.
— Милорд Бурбон, — прогрохотал он, — вы желаете обратиться к королеве?
Герцог, не спеша, поднялся. Хотя вышитый на его камзоле герб украшала лилия*
[23]
, волосы и усы у него, в отличие от дворян средневековой Франции, были белокурые.
— Ваше Величество, — произнес герцог, степенно поклонившись королеве, — и мои братья лорды. — Он кивнул сидящим за столом, затем расправил плечи и выпятил челюсть. Я вынужден протестовать, — прорычал он.
Не сгибая спины, Катарина слегка подалась вперед, так что создалось впечатление, будто она смотрит на рослого вельможу сверху вниз.
— Против чего вы вынуждены протестовать, милорд?
Герцог Бурбон опустил взгляд на поверхность стола.
— С тех незапамятных времен, когда наши предки прибыли со звезд, крестьяне всегда были подданными своих лордов, а лорды подданными Великих Лордов, которые, в свою очередь, являлись подданными короля... королевы, — поправился он с легким поклоном Катарине.
Губы ее сжались в тугую струнку, но она проявила недюжинную выдержку.
— Сие, — подвел итог герцог, — естественный порядок вещей — каждый человек является подданным того человека, который занимает более высокое положение; правосудие и порядок находятся в руках лорда; в пределах своего домена*
[24]
он олицетворяет собой закон, подчиненный, конечно, королеве.
Снова вежливый поклон Катарине, и снова та стерпела неуважение. Но она стиснула подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев.
— И вот теперь Ваше Величество ниспровергает этот старый добрый порядок и навязывает нам назначенных Вами судей, чтобы те вершили правосудие в наших доменах, держа ответ только перед Вами, хотя это противоречит воле Вашего отца, благородная королева, и отца Вашего отца, а также всех Ваших предков с начала рода Вашего. Если мне позволят говорит прямо, я нахожу все это почти что насмешкой над Вашими великими и благородными предками. От своего имени я добавлю, что не потерплю, чтобы какой-то мужлан, Ваш слуга, вздумал помыкать мною в моем собственном доме!
К концу речи он покраснел, как рак, и сорвался почти на крик, сверля королеву гневным взором.
— Вы закончили? — спросила Катарина таким тоном, словно она хранила его в ледниках своей души специально для подобного случая.
Герцог Бурбон медленно склонил голову.
— Я закончил, — и сел.
Катарина на миг закрыла глаза, затем посмотрела на Брома О'Берина и едва заметно кивнула. Бром встал.
