Эти изматывающие поездки на лекции в любую погоду не очень-то способствовали моей социализации. Хуже того, лекции оказались не такими, как я ожидал: они были сугубо теоретическими. Мы видели только трупы животных в анатомическом театре.
Анатомический театр располагался в старинном викторианском здании. Там стояли белые столы в окружении стен, выложенных розовой кафельной плиткой, — зловещее место, которое пугало меня до смерти, и вовсе не из-за мертвых животных, которых на ферме я видел не раз. В моей голове никак не укладывались названия всех этих нервов, артерий, вен и различных анатомических частей, которые я препарировал, даже если я зарисовывал их, пытаясь разобраться и лучше запомнить. Лишь много лет спустя, когда я наконец понял, для чего нужны эти белые жилы и эти красные и синие штуки, я смог их запомнить. Естественно, первый экзамен по анатомии я завалил. Это было не очень ободряющее начало.
Отчасти проблема была связана с тем, что на первом курсе мы изучали довольно абстрактные предметы, казалось бы, не связанные с повседневной работой ветеринара. В настоящее время программа ветеринарного бакалавриата стала намного лучше, с гораздо более практической клинической направленностью буквально с первого дня обучения. Но в 1985 году мы учились по старинке, заучивая наизусть пухлые фолианты учебников. Я ни на что не отвлекался, но мне все равно пришлось немало потрудиться. чтобы сдать экзамены. Каждый вечер в Сент-Маргаретс я штудировал «Анатомию собаки» Миллера и «Физиологию домашних животных» Дьюка. Физиология, биохимия и анатомия давались мне особенно тяжело. Я не видел леса за деревьями. У меня были самые образцовые рабочие тетради для практических занятий по физиологии и биохимии (много лет спустя я узнал, что преподаватель сохранил их и показывал другим студентам в качестве «золотого стандарта»), но четко сформулировать свой ответ на экзамене мне было очень трудно.
Тем временем мои ежедневные велосипедные поездки пошли мне на пользу. Я укрепил мышцы ног и находился в прекрасной физической форме. Единственным, что я позволил себе помимо учебы, стали занятия с тренером по карате при университетском колледже — мне хотелось навсегда забыть о школьном буллинге. В течение нескольких лет я добился неплохих успехов в этом виде спорта, отрабатывая удары руками и ногами. Я значительно окреп и стал довольно организованным молодым человеком. Наконец-то мне удалось выбраться из своего дурацкого кокона, хотя, как ни старался, стать Жан-Клодом Ван Даммом я не смог, потому что мне был ближе Рокки. Отрабатывая очередной удар карате или взбираясь на велосипеде на крутые холмы Фингласа на пути к дому, я вспоминал музыкальную тему из любимого фильма. Она звучала во мне, когда я сталкивался с трудностями, заставляя не сдаваться.
Моя первая зима в Дублине выдалась суровой — пронизывающий ветер и проливной дождь, перемежающийся градом и мокрым снегом, сопровождающийся слякотью. Ежедневные поездки на моем велосипеде стали опасными, да и трудно было удержать сумку с тяжелыми учебниками в маленькой корзинке багажника моего шаткого транспорта с узкими шинами. Помню одно морозное утро: шел сильный снег, и мой велосипед заскользил на обледеневшей дороге прямо под колеса мощного грузовика, ехавшего по Финглас-роуд — основной трассе до Белфаста. Затормозить грузовик не успевал, и, если бы я соскользнул на три фута правее, все бы на этом и закончилось. К счастью, водитель грузовика резко крутанул руль, и я благополучно добрался в тот день до университета, хоть и в рваных брюках и с уязвленной гордостью.
Я еле дождался окончания моего первого учебного года в Дублине, он был ужасно тяжелым. Но к концу летнего семестра меня ожидало фантастическое событие! 5 июля 1986 года Лиам, который к тому времени уже женился на моей сестре Фрэнсис, взял меня на концерт группы Queen, который проходил в замке Слейн в графстве Мит. Это был первый рок-концерт в моей жизни, и я не знал, чего ожидать. На нем присутствовало более 80 тысяч зрителей. Многие были слегка пьяны. Кто-то залезал на деревья, кто-то пытался пересечь реку за сценой на лодках и байдарках, чтобы проникнуть на концерт нелегально. Это было самым невероятным безумием, которое я когда-либо видел. Позже я узнал, что толпа снесла часть деревянного барьера сбоку от сцены, и служба безопасности разгоняла желавших проникнуть за кулисы, поливая их из шлангов. Я увидел на сцене высокого худого парня в белом спортивном костюме с красными полосами и в короне. Он появился в клубах дыма и запел One Vision.
Это была песня о совместной миссии, об умении работать вместе, когда сердца бьются в унисон, чтобы найти правильное решение. Она попала в цель, ранив меня в самое сердце.
Я не верил своим глазам! Если бы этот парень, Фредди Меркьюри, в таком прикиде зашел в любой ирландский паб, его бы высмеяли. Но когда он стоял на сцене с высоко поднятой в руке короной, вся эта толпа людей одной из самых больших концертных площадок Ирландии готова была есть с его рук. В тот момент я ощущал колоссальный прилив сил и чувствовал, что нет ничего невозможного. Фредди потряс меня до глубины души.
* * *
В то лето после первого года учебы я не видел перед собой никакой конкретной цели, у меня не было представления о том, чем я буду заниматься в дальнейшем. Пока что мне просто предстояла практика. В течение так называемых каникул мы должны были отработать обязательное количество часов в разных местах, самыми неприятными из которых были свиноферма и мясокомбинат. От практики с овцами и крупным рогатым скотом я был освобожден, потому что вырос на ферме и мог это доказать. Но мне все же нужно было две недели провести на молочной ферме за дойкой коров.
Жарким летом свиноферма была самым зловонным местом во всем графстве Лиишь. Даже после душа я чувствовал себя грязным и вонючим. Мне приходилось зарисовывать загоны для свиней и схему водоснабжения. Кроме того, я должен был писать эссе о свиноводстве, а это было смертельно скучно. Но самым худшим днем был тот, когда мне пришлось заменить заболевшего работника. Этот горбун постоянно что-то бормотал себе под нос, и вскоре я понял почему: его работа заключалась в том, чтобы собирать сперму кабанов из-под искусственной свиньи. Это была самая неприятная работа. Нужно было залезть под деревянную свинью, в которую ничего не подозревающий кабан ввинчивал свой пенис, а потом делать движения, необходимые для того, чтобы собрать сперму в стеклянную емкость, после чего ее использовали для искусственного оплодотворения. К счастью, я справился с этим так плохо (я постарался), что больше мне такого никогда не поручали.
Неприятной была и практика на мясокомбинате. В воздухе висело зловоние с примесью тошнотворного запаха дезинфицирующего средства. Согласно требованиям я зарегистрировался, прослушал лекцию о гигиене мяса и болезнях крупного рогатого скота, а затем пошел на мясную линию вместе с квалифицированным ветеринаром. Мы срезали лимфатические узлы с каждой туши, чтобы проверять их на наличие болезней. Иногда узлы были распухшими или наполненными гноем — такие туши отбраковывались. Однажды я неправильно надел защитные кольчужные перчатки и перерезал сухожилие на большом пальце левой руки. К счастью, острый нож остановился на кости. Я замотал палец тряпкой и отправился в больницу, где все зашили. Мне повезло — остался лишь шрам и палец сохранил подвижность. В тот момент моя карьера хирурга могла закончиться, не начавшись. Но сколь бы неприятной ни была эта работа, куда тяжелее было видеть забой скота, особенно когда его не расстреливают, а оглушают, затем подвешивают за задние ноги и перерезают горло. Если бы я не вырос на ферме, не знаю, как бы я с этим справился.
