Дон предложил поискать работу в отеле рядом с его домом, в Вэлли-Фордж. По дороге туда я прошел мимо симпатичного парня, который только что вышел из красного «Корвета», Его костюм показался мне костюмом официанта, и я спросил, не работает ли он здесь и не может ли показать мне офис менеджера банкетного зала. «Парень, это мое заведение!» — ответил он. делая широкий жест рукой. Оказалось, что это действительно так. Он был главным в коктейльном баре. Что он не мог сделать, он выдумывал; что не мог заработать, получал в виде чаевых; развлечения, которые были ему недоступны, и не стоили того; с какой девушкой он не мог познакомиться — ну, таких еще не встречалось. Мэтт был настоящим американским героем и отлично это знал.
Я прошел в офис и пообщался с банкетным менеджером Нанетт Хазз. Мы разговаривали около трех минут, но я никогда не забуду ни ее имени, ни ее красоты. Я получил работу — аллилуйя! — и карточку на вход и выход. Я понял, что могу работать хоть день и ночь, но реальные деньги делаются на чаевых, потому что зарплата составляла всего несколько долларов в час. Все дело было в качественном обслуживании, за которое полагались чаевые. Мое ирландское происхождение не было помехой. Я быстро учился, да и британское произношение оказалось очень кстати. За три месяца я заработал больше, чем мог мечтать. Вообще-то, это было не так уж и много, но в то время эта сумма казалась мне целым состоянием. Я откладывал каждый пенс, чтобы окончить ветеринарную школу.
Единственным, кто знал, что я работал на нескольких разных работах, был шеф-повар. Но это казалось ему занятным, и мы отлично ладили. Поблизости находилась концертная площадка. Как-то утром приехал целый автобус довольно голодных и требовательных музыкантов. Было около полудня, и завтрак давно остыл. Музыканты же страстно желали завтракать и мечтали о сосисках. Отказа они не принимали, поэтому шеф-повар, который навсегда останется безымянным, вытащил из ведра все сосиски, оставшиеся от завтрака, помыл их, разогрел и с улыбкой вручил мне блюдо. Музыканты получили сосиски, а я, естественно, свои чаевые. Судя по всему, тот шеф-повар относился к соблюдению правил с еще большим пренебрежением, чем я.
Я зарабатывал пять долларов здесь, десять долларов там, и это было потрясающе. В итоге я стал работать в четырех сервисных службах отеля, у каждой из которых был свой фартук. Все мои четыре фартука висели в небольшой нише, где собирали заказы для обслуживания в номерах. Однажды мои смены совпали. Во-первых, я должен был обслуживать два столика на банкете — подавать блюда и убирать со стола; во-вторых, работать в ресторане, где за мной было закреплено четыре столика; в-третьих, подавать напитки и легкие закуски — например, морковные палочки — в салат-баре в атриуме, после чего собирать бокалы. И, наконец, в-четвертых (но не в последнюю очередь по значимости!), я был в ту же смену на обслуживании номеров. Фартуки я менял быстрее, чем подгузники на младенце с диареей, а мой приятель шеф-повар смотрел на меня и покатывался со смеху.
Я лихорадочно складывал салфетки для банкета в мой красивый коричневый фартук — да-да, я научился очень красиво складывать салфетки, — когда в зал заглянула Нанетт, посмотрела на мою работу и кивнула в знак одобрения. Я кивнул ей в ответ и кинулся бежать по коридору. на ходу повязывая голубой фартук, зашел в ресторан и мило пообщался с посетителями, только что занявшими два моих столика. Оттуда я кинулся на кухню, наколол заказы на спицу, решил, что приготовление займет минут десять, и побежал к нише, чтобы надеть черный фартук и выйти в салат-бар, где судорожно собрал использованные бокалы, по пути прихватил поднос с бокалами шампанского и кружил с ним по залу, пока благодарные гости их не разобрали. Проходя мимо лифта с оставшимся на подносе бокалом, я вручил его выходившему оттуда джентльмену, за что получил от него десять долларов. Результат! К нише я подбежал как раз в тот момент, когда поступил первый заказ на обслуживание в номерах. Промчавшись вихрем через кухню, к вящему веселью шеф-повара, я разместил еще два заказа и вернулся в ресторан, чтобы подать напитки из бара, принять заказы на еду для первых двух столиков и на напитки — для двух других, немного поболтал с гостями за третьим и четвертым столиками. Потом — назад на кухню, в бар, дальше по коридору, завязывая на ходу коричневый банкетный фартук. Тут я увидел, что из-за угла навстречу мне вышла Нанетт. Я замер в дверях, и она прошла мимо, не заметив меня. Я кинулся в зал, принес напитки для двух столиков, и гости выбрали еду. «Отлично, у меня есть еще десять минут», — подумал я и кинулся к нише.
Заказ для обслуживания в номерах был готов. Черт, он на четвертом этаже и страшно далеко от лифта! Я понес его в жутком зеленом фартуке — такие до сих пор есть дома у мамы и сестры. Я даже видел, как сестра надевала его в прошлое Рождество! Оттуда побежал в салат-бар в черном фартуке — подать напитки и забрать бокалы. К этому моменту мои вьющиеся длинные волосы в стиле 80-х окончательно взмокли, и я стал похож на Патрика Суэйзи. И тут произошло нечто ужасное; капля пота упала с одной из прядей. Словно в замедленном кадре, я видел, как она падает прямо в бокал дамы, которую я обслуживал. Господи боже, мне показалось, что весь мир замер!
Она смотрела на меня, я смотрел на нее.
— О, боже! Мне очень жаль, очень жаль, мадам, — в ужасе пробормотал я.
— Вы ирландец? — спросила она, лукаво изогнув бровь.
— Да, — мгновенно выпалил я.
Больше ничего говорить не пришлось — мы просто посмеялись над этим происшествием, и я принес ей другой бокал, а она подмигнула мне. качнув роскошными длинными накладными ресницами, и дала пять долларов!
Я буду вечно благодарен Дону за то, что он приютил меня у себя дома еще на одно лето, хотя на этот раз я почти все время работал и редко бывал дома. Поскольку я часто работал и в дневную, и в вечернюю смену, иногда я дремал в тени деревьев возле отеля. Я устраивал себе небольшое травяное «гнездо» в кустах, набрасывал на себя москитную сетку, и спал час-другой, прежде чем вернуться на работу. На соседнем поле паслась лошадь, с которой я подружился. Вернее, это она подружилась со мной, потому что я приносил ей по паре морковок с работы. Это, пожалуй, была единственная лошадь, которой я нравился.
Я годами оттачивал умение мгновенно засыпать в любое время и в любом месте до уровня искусства. Я спал в туалетах, чуланах, в любом укромном уголке, где только мог спрятаться. Мог задремать, даже просто прислонившись к стене.
Я и теперь могу мгновенно заснуть, когда удается улучить минутку, и мне часто приходится спать урывками, потому что большая часть моей жизни проходит в каком-то подвешенном состоянии, от чего я страшно устал. Впервые я научился дремать перед уроками в средней школе, потом спал перед занятиями в колледже, в машине, когда проходил практику, в перерыве между разными работами, на полу во время строительства моей больницы. Мне пришлось много ночей провести без сна, компенсируя недосып короткой дремотой. Все это вряд ли пошло мне на пользу. Я знаю, что о таком ужасном отношении к своему мозгу, глазам и телу написано немало научных книг и статей. Но каждому свое.
* * *
