Делайте, что я говорю, а не что я делаю!
* * *
В следующий раз я увиделся с Ларри морозным февральским утром несколько недель спустя, когда он вызвал меня срезать рога его быкам. Сделать это нужно было до того, как скот отправят на рынок. Операция жестокая, но необходимая, чтобы снизить риск травмирования людей и других животных. Спиливать рога следует в месте соединения с черепом, захватывая часть плоти, из которой они росли. В юности я не раз проделывал эту операцию и отлично с ней справлялся. Отец именно этим и занимался в тот день, когда меня через неделю после рождения привезли домой. Но я не любил обезроживание вовсе не поэтому. Процесс этот, мучительный и для людей, и для животных, всегда казался мне ненужным, потому что гораздо проще было удалить бугорки рогов у телят в младенчестве. Впрочем, и это тоже было не самым приятным делом, ведь бугорки выжигались раскаленным металлическим прутом. И все же это было не сложнее многого из того, что мне как ветеринару приходилось делать в начале девяностых в Ирландии и что люди делали веками до меня. Однако Ларри не был сторонником современных веяний вроде выжигания бугорков рогов у телят или использования электричества. Поэтому я приехал к нему февральским утром для спиливания рогов.
Я припарковал машину и прошел во двор мимо ржавых ворот, привязанных к ворованному электрическому столбу. К брюкам тут же прицепился клубок каких-то колючек. В полумраке зимнего утра стояли двадцать три годовалых бычка, нетерпеливо переступая с ноги на ногу и разбивая тонкий лед на многодюймовом слое навоза, покрывавшем скотный двор. Над стадом поднимались облачка пара от теплого дыхания и жарких тел — словно дымовые сигналы угрозы, исходящие из раздутых ноздрей и потных боков животных. Все двадцать три быка медленно повернули головы ко мне, когда я вошел в ворота и оказался по самые икры в навозе перед домом Ларри.
Он стоял в дальнем конце двора у бочки, куда дождевая вода стекала с соломенной крыши. Водопровода не было. Борода Ларри свисала в ледяную воду, которая стекала по трубе с водосточного желоба. Когда я подошел ближе, то понял, что он моет большую плоскую пилу с деревянными ручками, причем моет ее тряпкой, в которой я узнал его кальсоны и предположил, что он совмещает два дела; мытье инструмента и стирку.
Пила на небольших ирландских фермах используется для массы всяких дел. У Ларри она была в точности такой же, как и у нас на ферме. Я пользовался ею сотни раз. Сегодня отцовская пила хранится в стеклянной витрине в моем офисе, где я живу и работаю. Рядом с ней красуются старинный шприц для инъекций и пара щипцов — первые в моей жизни и последние в жизни отца.
На другом конце двора, рядом с быками, я заметил две маленькие ножки, торчащие из-под ржавой перевернутой бочки, которая медленно перемещалась по обледенелому двору. Резиновые сапожки принадлежали маленькому мальчику. Он осторожно наступал на ледяную корку поверх замерзшего навоза, потом с трудом отрывал вторую ногу и так же осторожно переставлял ее вперед, и она пробивала тонкий лед и погружалась в темную навозную жижу.
— Что это, Ларри? — воскликнул я, указывая на бочку на ножках. Изо рта у меня вырвался клуб пара и повис в морозном утреннем воздухе.
Он оторвался от своей работы, повернул короткую шею влево от сгорбленной спины и посмотрел на медленно передвигающуюся бочку.
— Ворота, конечно!
-— Что значит «ворота», Ларри?
— Ну, то и значит, ворота! Он встанет у конца загона, а когда быки побегут, он их остановит.
«Ну, конечно, — подумал я. — Он шутит, что ли? Маленький мальчик внутри железной бочки должен остановить стадо из двадцати трех обезумевших быков, которые, чтобы вырваться, готовы разнести все на своем пути?» Но вместо этого я сказал что-то вроде:
— Но это же невозможно, Ларри! Это же ребенок в бочке!
Я и сегодня помню хриплый смех фермера:
— Ну что за ужасный человек! Ужасный человек! Ну да, по этому парнишке как-то комбайн проехался, а так с ним все в порядке!
А я подумал: «Ну конечно! Как же. так я и поверил!»
— Джонни, — крикнул Ларри мальчику, — покажи ему свои ноги.
Оказалось, что Джонни — сын соседа, худощавый парень с лучезарной заразительной улыбкой и массой веснушек. Он вылез из бочки, с гордостью закатал брюки и продемонстрировал синяки от шин комбайна на икрах. Похоже, комбайн действительно его переехал, но почва оказалась достаточно мягкой, и маленькое тело погрузилось в землю, так что комбайн не причинил ему особого вреда. Кто мог бы в это поверить?
Ларри расхохотался:
— Вот видите, все невозможное когда-нибудь случается!
Я вырос на ферме и привык к обычаям фермеров. Их странности меня мало удивляли, но это было нечто невообразимое: ребенок в бочке в качестве преграды для беснующихся быков, которые к тому же не видели ни одного живого существа, кроме Ларри, за все восемнадцать месяцев своей жизни. И тогда я, с высоты своего авторитета и как истинный сын фермера, произнес:
— Значит, так, Ларри. Я отвечаю за всех, кто работает со скотом, и я просто не могу допустить, чтобы мальчик в ржавой бочке служил боксом-фиксатором для скота.
Для непосвященных поясню: бокс-фиксатор — это длинный коридор, огороженный решетками и поручнями или цементными стенами. По этому коридору животных (в данном случае скот) ведут для различных процедур — от приема глистогонных препаратов и противопаразитарной обработки до проб на туберкулез. Все это я не раз видел в детстве. В первый год практики я, наверное, побил местный рекорд — поставил максимальное количество проб на туберкулез в течение дня. В те времена их количество еще не было ограничено.
Потом я огляделся и понял, что бокс-фиксатор у Ларри не лучше бочки в качестве ворот: он был построен не из металлических решеток и столбов или цементных стен, а скорее из веток кустарника, выращиваемого в качестве живой изгороди, из которых он сделал что-то вроде плетня между все теми же незаконно реквизированными электрическими столбами. Чтобы спилить рога взрослому быку, нужно ухватить его за ноздри большими железными щипцами типа тех, какими ворочают угли в камине. Это нелегко даже в самых лучших условиях. Но пугающая перспектива удерживать беснующегося быка в этой птичьей клетке казалась совершенно безнадежной. Я решительно топнул ногой и сказал, что Джонни в бочке быть «воротами» никак не может.
— Ну что за ужасный человек! Ужасный человек! — эхом отдавалось у меня в голове, когда я встал в конце загона с цепью в руках.
Ларри с двумя приехавшими помощниками направили скот в загон. Чтобы загнать их туда и направить по коридору, животные должны видеть выход. Но в последнюю минуту я потяну за цепь, лист оцинкованной стали поднимется, перекроет выход и остановит быков. Первый вол побежал по коридору, опустив голову. Земля дрожала под его копытами. Легкая изгородь содрогалась. И вот первая пара рогов пронзила стальной лист, войдя в него, как нож в масло. Я до сих пор чувствую, как цепь вырвалась из моих рук. Мне крупно повезло, что она не обмоталась вокруг руки, потому что тогда с карьерой хирурга можно было бы проститься навсегда. (Потом в моей жизни было еще несколько случаев, которые могли положить конец моей карьере хирурга, причем исключительно по моей же глупости. К счастью, пока что мои руки и глаза целы.)
