— Не разочаровывайте меня комплексами, мальчики… — нацеловываю маняще я их лица. — Открытость экспериментам — основа успеха в любовных битвах! Хочу огня!!
Их губы вздрагивают с разных сторон нерешительно касаясь моих.
То, как я мягенько ломаю их «красный», вынуждая добровольно перейти свои Харды… Я захлебнусь сейчас от биения их вкусных чувств!
Сами они не отвечают на мой поцелуй, замерев и прислушиваясь к ощущениям, но мои губы и язык срываются в страстный танец, блуждая между их приоткрытых губ и греясь о горячее дыхание.
Рука Ангела скользит по моему бедру, касаясь руки Немца, сжимающего внутреннюю его поверхность на границе коротеньких шортиков, и они, тормознув, опять зло рычат друг на друга.
— Тихо-тихо-тихо… — шепчу им я возбуждённо. — У вас сегодня полное равенство. Хотите поиграть — делите всё пополам. Или оба убираем ручки.
Разочарованно застонав, оба одергивают их.
Ну, вот и найден настоящий предел, котята! Я могу сломать и этот запросто. Но вы пока не готовы к таким играм. Тогда будем играть по-другому….
— Такие горячие мальчики… — расстегиваю я ширинку на шортиках, и тяну их по бедрам вниз. — Жарко!
— Б*я-я-ять… Джонни… — умоляюще стонет мне в шею Ангел.
— Ммм? — отзываюсь я. — Есть какие-то интересные предложения?
— Не-е-ет… — расстроенно стонет и жалобно хныкает он, мышцы на его теле судорожно напрягаются от перевозбуждения.
— А у тебя? — глажу я пальцами приоткрытые губы Немца.
— Да, — выдыхает он возбужденно. — Послать на*ер Ревникова! И трахнуться как положено.
— Не-е-ет! Это неинтересно, — отметаю я его предложение. — Так и заскучать недолго!
— А у тебя? — целует моё ушко Ревников. — Есть интересные предложения?
И теперь уже Филлер напрягается всем телом.
— Ах, какой смелый Ангел… — мурлыкаю я. — У меня есть… но … я такая эгоистичная девочка!
Мои руки скользят в трусики, и я постанывая, поглаживаю себя.
— Вы же не против моего маленького удовольствия, мои зайки?
— Совсем охренела? — возбуждённо впивается мне в мочку уха Немец. — Где твоя башня?
— Боже… — шепчу я, прогибаясь. — К черту башню, она мне не к лицу! Еще так сделай…
— Ох, твою мать… — Ангел, сжимает мою грудь и кусает губами за шею.
Грубо перехватывая меня ладонью за подбородок, Немец впивается в мои губы, но Ревников почти сразу же дергает меня к себе, тоже захватывая в плен мои губы. Их ревнивая возбужденная борьба и скольжение моих пальцев сталкивают меня и не сдерживая себя, я выгибаюсь и кричу от переполнивших меня эмоций и наслаждения, уже не соображая где чьи губы, руки, пальцы…
Вау…
И уже остывая от оргазма, я хрипло командую моим очумевшим мальчикам:
— А сейчас спать…
— Это пи**ец… — психуя и постанывая, спускается лицом мне на живот Ангел.
Спиной я лежу на торсе Немца, его грудь часто вздымается, укачивая меня.
— Я не знаю, чего мне хочется больше, — скользит Немец ладонью по моей шее. — Трахнуть тебя или задушить.
— Когда станешь большим мальчиком… — засыпая, дразню его я, чувствуя, как мои мокрые пальчики оказываются во рту моего Ангела. — Может быть, я научу тебя совмещать эти две вещи…
Глава 33 — Прощай башня (часть 2)
— Итак, в чём же состоял план Даллеса… — присаживается на край стола Стеф Иванович. — Во-первых, он позиционировался как идеолог разведывательной и шпионско-диверсионной деятельности против СССР, и свою концепцию выразил в следующих тезисах: посеяв там хаос в идеологии, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Литература, театры, кино — всё будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать развитие культов секса, насилия, предательства. В управлении государством также создадим хаос и неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель…
В дверь стучат и Стеф, прервавшись, открывает ее, запуская Ревникова.
— Туманову к декану… — сообщает тот Стефу, с тревогой поглядывая на меня.
Опять?!?
— А после занятий никак нельзя? — возмущается историк.
— Там… эмм… — нерешительно мнется Ревников. — Сказали: прямо сейчас.
Мы с Немцем обмениваемся тревожными взглядами.
— Есть какие-то версии? — поднимает вопросительно бровь Стеф, и я отрицательно качаю головой.
— Ладно, сформулируй нам противоречие по материалу и можешь идти на казнь, — разрешает он.
— У меня сейчас голова немного о другом думает! — закатываю я глаза, пытаясь понять, где я снова накосячила.
— Это не мои проблемы, — качает головой Стеф. — Противоречие или потом отрабатываешь пропуск.
Отрабатывать мне и так дофига. Это моя хроническая болезнь в связи с работой.
— Ну, во-первых, «подмена ценностей на фальшивые»… Не факт, что коммунистические ценности менее разрушительны для общества, чем принесённые с запада. Они тоже «фальшивые». Западные, конечно, аморальны по своей природе, относительно совковой культуры. Но если сравнивать обе концепции одинаково ущербны. Во-вторых, сам факт их наличия, как антагонизм, создал противоречие в мышлении у граждан и таким образом запустил процесс развития новой идеологии. Делая граждан более сознательными и способными делать осознанный выбор, отходя от единой идеологии к индивидуальным смыслам и границам морали. Не в массе, конечно. Но отдельный маргинальный слой нью-идеологов свободного мышления — это как раз таки побочный эффект привнесённой разрушительной западной культуры. И именно они вывели общество на новый уровень сознания. Возникли такие феномены, как Пелевин, например. А это прорыв! Даллес не учел эту тенденцию. А должен был! Это же элементарные и очевидные вещи! — фыркаю я.
— Свободна, «элементарно-очевидная», — довольно улыбается Стеф. — Филлер, развей её мысль дальше…
Кивнув Немцу на свои вещи и молча попросив, чтобы захватил их на следующую ленту, я отправляюсь на очередную казнь, так и не отыскав в памяти не единого, стоящего этого вызова, косяка.
Толкнув дверь кабинета декана, я неприятно удивляюсь тому факту, что на его месте восседает наш зам декана по воспитательной. А самого Александра Владимировича нет.
— А где декан? — не здороваясь, спрашиваю я, с подозрением разглядывая необъятного размера букет белых роз, занимающих треть большого стола.
— ЭТО ЧТО? — кивает мне Дарья Алексеевна на букет.
— Букет белых роз… — развожу я руками. — Если вам только моя консультация была нужна по флористике, то позвольте откланяться.
