— В каком смысле?
— В прямом. На сутки, в дачный поселок.
— Не понял. Студенты. Приглашают. ТЕБЯ. На дачу??
— Ой, да не эти, — отмахивается она. — Мои бывшие. Уже взрослые.
— Твои БЫВШИЕ. Взрослые. Которым ты вела семинары. Про Тему и про бисексуальность. И с которыми у вас группа в сети для обсуждения всяческих личных тем.
Смеется.
Очень смешно!
— Перестань! Мы дружим. Они не переходят никаких границ. И мы съездим с Асей. Через недельку.
Отворачивается, наливая чай в кружку.
— Хорошо, — киваю. — Без проблем. МЫ съездим с Асей.
Вскрикивает, встряхивая обожженные пальцы.
— Аронов…
Перехватываю ее руку. Открываю кран с холодной водой. Держу наши руки под струей.
— У меня пять причин — почему нет.
— У меня одна, почему — да.
— Внимаю!
— Потому что я не отпущу тебя за город, с незнакомыми мне людьми, в непонятные мне условия, в минусовую температуру. Тем более с Асей и без собственного транспорта. Это элементарная забота.
Вытираю руки полотенцем.
В дверце холодильника был пантенол…
Достаю. Сбрызгиваю ее руку.
Поднимает чайник левой рукой, за ручку, придерживая слегка правой за стеклянный маленький носик.
В кармане ее шортиков звонит телефон.
— Помоги… — подставляет мне карман. — Кто там?
Достаю.
— «Мама Лена»?
На фото немолодая женщина.
Застывает. Глаза распахиваются. Неподвижно смотрит на телефон в моих руках. Звонок идет.
Вижу как ее сносит! На лице много всего… Что-то между гневом и страхом, обреченностью и чувством вины. Закрывает глаза, сжимая зубы. Зажмуривается…
— ААА! — беззвучно и яростно.
Треск! Осколки вместе с потоком чая летят на пол и в разные стороны, словно на замедленной съемке. И ей на ноги…
Как он мог лопнуть?!
Бросаю телефон на стол. Подхватываю за талию переставляя подальше от осколков, ближе к двери. Забираю из трясущихся рук остатки чайника.
— Сядь.
С ней бывает такое… Лампочки… Бокалы… Чье-то сердце… В этот раз чайник. Случайность? Может быть.
Забирается с ногами на стул. Растерянно вытаскивает пару осколков из покрасневшей кожи.
Пока она приходит в себя, убираю последствия аварии.
Присаживаюсь к ее ногам. Веду пальцами, отыскивая еще парочку мелких осколков. Запениваю ожоги.
— Кто эта женщина?
— Мама… мама Димы.
— Они так и не в курсе?
— Нет.
— Перезвонишь?
— Я… не умею врать.
— Не ври.
— Я обещала ему…
— И что будешь делать?
— Бить чайники. Забирает телефон, уходит в детскую.
Спальня всегда на замке…
— Хватит на сегодня, Женечка.
Уже два часа она за компьютером. Работает. Ася спит.
Откатываю кресло от стола.
Достаю сигарету. Отбирает себе.
— Ты часто куришь…
На самом деле не часто, по сравнению со мной. Пара-тройка сигарет в день. Но для нее это много.
— Такой жизненный период.
— Понял.
Будем исправлять эмоциональный фон.
— Как Андрей?
— Потерялся…
Кивает.
— Хорошо…
Открываю балкон.
Женя включает музыку.
Обнимаю…
И все становится таким… вчерашним.
Сейчас только я и она.
В эту минутку близости.
— Хочешь, я тебе что-нибудь почитаю?..
Выпускает медленно дым.
Целую в шею.
— Бернард пишет Эстер: «У меня есть семья и дом.
Я веду, и я сроду не был никем ведом.
По утрам я гуляю с Джесс, по ночам я пью ром со льдом.
Но когда я вижу тебя — я даже дышу с трудом».
Бернард пишет Эстер: «У меня возле дома пруд,
Дети ходят туда купаться, но чаще врут,
Что купаться; я видел все — Сингапур, Бейрут,
От исландских фьордов до сомалийских руд,
Но умру, если у меня тебя отберут».
Бернард пишет: «Доход, финансы и аудит,
Джип с водителем, из колонок поет Эдит,
Скидка тридцать процентов в любимом баре,
Но наливают всегда в кредит,
А ты смотришь — и словно Бог мне в глаза глядит».
Бернард пишет «Мне сорок восемь, как прочим светским плешивым львам,
Я вспоминаю, кто я, по визе, паспорту и правам,
Ядерный могильник, водой затопленный котлован,
Подчиненных, как кегли, считаю по головам —
Но вот если слова — это тоже деньги,
То ты мне не по словам».
«Моя девочка, ты красивая, как банши.
Ты пришла мне сказать: умрешь, но пока дыши,
Только не пиши мне, Эстер, пожалуйста, не пиши.
Никакой души ведь не хватит,
Усталой моей души».
Господи…
Откуда это?…
Что это?…
Из какой нашей прошлой жизни?
Где она берет эти вещи, протыкающие меня насквозь?
Чудовище…
Моё чудовище. Мы молча уплываем в ту, нашу прошлую жизнь.
Глава 27
И я смотрю на маятник… понимая, что с ним что-то не так… В груди опять предательски горит. Как будто бы мне пообещали спасение.
Вместо этого кофе без вкуса и жизнь.
Солнечный свет из окна не греет. Холодно. И очень странно слепит. Создавая черную туманную кайму всему, на что я пытаюсь смотреть.
Пачка сигарет в моих руках тоже в этой черной дымке.
Парламент…
Парламент?
Россия…
Женя!
Моё сердце ускоряется. Это все был сон?!
