— Так лучше?
— Идеально.
Расстегиваю пару пуговиц рубашки, разглядывая ее.
Подаю бокал вина. Делает глоток. Забираю обратно.
— Повернись… Руки на стену…
Распахивает глаза. Медленно поворачивается. Ладони ложатся на стену чуть повыше головы.
— Прогнись… Подвигайся…
Плавно вьется у стены под тихую музыку.
Сажусь в кресло, разворачиваясь к ней.
Шикарно…
Мне нравится всё. Я наслаждаюсь видом. Прогибом спины, ямочками на ягодицах. Перепадом между тонкой талией и аппетитной попкой.
Мне правда сложно угодить в этом. Меня выбешивают изъяны. Мне не нравится худосочность в женщинах. Мне не нравится лишний вес. Слишком молодые. Слишком зрелые. Мне не нравится нарушение пропорций. Маленькая грудь. Слишком большая грудь. Слишком накачанные, слишком мягкие. Слишком бледная кожа, слишком смуглая кожа. Слишком низкие, слишком высокие… Слишком стандартные, слишком экзотические… Этот список бесконечен! Мне невозможно угодить полностью. И я давно привык получать эстетическое удовольствие не от всей картинки, а от одной-двух деталей. Потому что мне не нравится все, что не ОНА.
И наоборот, всё, что другие могли бы счесть дефектом у нее, вызывает у меня тонкое чувство удовольствия от ее уникальности. Каждый шрам, асимметрия, родимое пятнышко…
Всё!
Мне больше не надо париться про это. Потому что теперь я могу наслаждаться оригиналом.
И я наслаждаюсь…
— Еще, детка… Еще… Я голоден. До сих пор.
Глава 44 - Аудиальные якоря
— Бог ты мой… — со стоном
— Да, моя девочка?
— Мои любимые осьминожки!
Да, раньше она очень любила, когда я готовил их гриль в остром соусе. И я готов готовить все ее любимые блюда, чтобы…
— Парочку?
— Мхм…
— Осторожно. Горячо и остро. Возьми рис.
Немного кулинарии и атмосферы;)
— Ты единственный мужчина, который готовит дикий.
— Это хорошо?
— Это великолепно!
— Я могу надеяться на полную автономию на кухне?
— Нет, — глядя мне в глаза.
Скрип вилки по тарелке.
Мои уши взрываются!
Это она намерено…
Теперь этот звук будет преследовать меня пару часов.
Передергиваю плечами, пытаясь стряхнуть эти мерзкие ощущения.
Кладу вилку.
— «Я несколько глуховат к отказам».
— Поэтому я воспользовалась вилкой.
Зараза!
Меня опять передергивает от воспоминания.
— Аудиальный негативный якорь. Чтобы не было желания повторять вопрос.
Отправив в рот кусочек, закатывает от удовольствия глаза.
— Ммм… Божественно!
— Почему нет?
— Потому что твои хрустящие осьминожки гриль в остром соусе просто великолепны! Но Ася любит кашу, свекольник и картошку с «ёжиками».
— Неошкуренными?
— Что?
— Нет-нет… Это я так. Окей.
Не то, чтобы я рассчитывал…
— Ужин готовлю я. Это не обсуждается.
Эти откаты в проблемы ванильной реальности и необходимость терпеть ее мнение внутри сессий, не «есть хорошо». Но я сам начала эту тему. Нужно более организовано всё оформлять.
— Базилик могу есть только в твоем исполнении. — На ее вилке черри гриль с листиком базилика. — Почему так?
— Базилик нужно сочетать с кислотой — томаты, лимонный сок и только хорошее оливковое масло.
— Ладно… — жмурится. — Забирай свои ужины.
— Компромиссы… — морщусь я.
— Нет. Компромиссы — «это когда ни тебе ни мне, и никто не доволен». А я довольна…
Доливаю нам вина.
— За что выпьем, Женечка?
— За твою уникальную способность совмещать Подкаблучника и Доминанта.
Смешно…
Но с ней это так! И меня не обламывает это.
Мы улыбаемся друг другу.
— Не всегда в нужном для меня порядке, конечно…
Что-то ты разговорилась…
— Займи свой рот. Или это сделаю я.
Застывает на полуслове. Облизывает губы, провокационно улыбаясь. Они налились кровью и немного опухли от острых специй. Минет… в этом остром ротике… может быть очень и очень… чувствительным! И для нее и для меня.
Но нельзя же беспрерывно трахаться, когда мы наедине.
Еда без чувства голода теряет свою прелесть.
Не хочу лишать ее голода. Хотя свой — мне не утолить еще очень долго. И я просто запоминаю идею.
Вилка с тихим стуком ложится в пустую тарелку. Но я снова вспоминаю тот ужасный звук.
Вот как её не лупить?
Никак…
— Одиннадцать.
— М? — отрываясь от бокала, распахивает глаза.
— Коленями на кресло. Быстро.
А потом, пусть мурлыкает…
И никаких других аудиальных якорей мне!
Кладу руку на ягодицу. Прохладная… Пока.
Сжимаю…
Не розгой. Слишком жестко. Она не заслужила этого.
Не ладонью. Это вообще сомнительный вариант. Либо слишком лайтово, в формате игры, либо уже импульс массы такой, что может стряхнуть и почки. Нет…
Ремень или флогер. Ремнем жесче.
Или всё-таки розгой. Чтобы быстро вспомнила как быть послушной девочкой? — веду пальцем по следу.
Вздрагивает.
Расстегиваю ремень, наблюдая как она сжимается.
— Одиннадцать?!
— А ты решила поторговаться?
Отрицательно качает головой.
Боль…
Боль — это хорошо. Если, естественно, она в рамках Пределов и если она имеет смысл. Первое позволяет простимулировать гормоны — адреналин и эндорфины. Да… спейсы Нижних возможны либо благодаря боли, либо — памяти о ней. Тут без вариантов. Второе — позволяет сохранить связь, если у Нижней нет понимания, что боль — это забота о ней, тогда боль разрушает связь, начинается проигрывание роли и смысл в отношениях исчезает.
Складываю ремень петлей. Чем уже ремень, тем ощутимее удар. Мой не широкий, но достаточно мягкий.
Пороть ремнем — это сложная техника. Я ей владею. Очень много деталей, если не хочешь получить неприятные спецэффекты. Я — не хочу.
