И я говорю: «Эль, что-то случилось?» Она поднимает на меня глаза, и я в темноте кинозала вижу, что они полны слез.
– Случилось. Муж.
– Что «муж»? – пугаюсь я.
Ну мало ли: может, в аварию попал не дай бог. И в этот момент на экране всплывает название фильма «Старый козел». Эля кивает на экран: «Вон что» – и протягивает телефон. А там – скрин переписки ее мужа с любовницей, где он ее кадрит и уговаривает на «еще раз», а она ему напоминает, мол, у тебя жена есть. А он пишет: «Что-то в прошлый раз тебя это не остановило». Значит, был прошлый раз.
Мы встали и вышли из зала. Невозможно смотреть кино, когда рушится семья и обломки впиваются в сердце. Эля выглядела растерянной, мне было очень больно за нее и хотелось быть полезной, защитить от предательства.
– Давай я отвезу тебя домой?
– Погоди, я хочу найти ее в соцсетях. – Элю уже заметно трясло, она не могла успокоиться.
– Кого?
– Бабу эту…
Мне показалось, что это плохая идея. Зачем? Какая разница, какая она? Разве недостаточно, что она есть? Да и вообще, при чем здесь она? Решай, что с мужем делать, с кобелем этим. А остальное все неважно. Но Эля уже все решила, что-то там уже нагуглила и нашла ее на «Фейсбуке». И показывает мне фото.
На фото – яркая девушка абсолютно модельной внешности. Ямочки на щеках, копна густых волос, зовущий взгляд. И тут я, не подумав, говорю одно слово:
– Красивая.
Ч-ч-черт. Ну вот кто меня просил? Этим словом я просто сбиваю подругу с ног. Правда, это факт. Та женщина была красивая. Может, она тварь беспринципная, хищница и клофелинщица, может, она душит котят в подворотне, может, безбожно доит мужиков, но это не отменяет факта, что она красивая.
Вопрос один: зачем было это говорить? Я и сама, когда договорила, ужаснулась. Зачем?! О, длинный мой язык!
Подруги нужны для поддержки, единомыслия и чтобы дружить вместе против этой беспринципной фифы с дутыми губами уточкой, которая топчется своими ногами в лабутенах на остове казавшейся крепкой семьи. А я поступаю, как правдорубка, решившая выступить со своим приступом правды на пепелище. Или, даже вернее, на пожаре.
– Ну да, просто прекрасная! – психует подруга, срывается, бежит в гардероб, я за ней – хватаю за руки, пытаюсь обнять, прижать к себе…
Ну прости, ну прости, я не хотела этого говорить, вырвалось, прости…
Иногда честность может стать палачом дружбы, если переборщить с концентрацией и забыть об уместности.
А иногда честность – это неосознанный способ защититься от людей. Ты такой безжалостно честный во всем, фехтуешь колкими фразами, а твой собеседник совсем не вооружен, и защитного костюма на нем нет. И он вытерпит, сколько сможет, твою честность, а потом развернется – и уйдет. И ты останешься один, без друга, но честный.
Честность – как хорошее вино: нужно знать ему меру и дозировать. Нельзя упиваться честностью до запоя. Опьяненный честностью, ты не заметишь, как растеряешь всех друзей. Мне нравится быть честной, прежде всего с самой собой. Признаваться себе в том, что стыдно.
Честность – это шлагбаум, поднимая который, ты оказываешься на территории обжигающей, обнаженной настоящести. Настоящесть равно неидеальность, и выбор уровня откровенности с самим собой – только твой.
Эверест
Наступили такие времена, когда модно быть успешным. Успех в тренде. Он стал товаром, который можно продать.
Простите, у вас есть успех? Дорого? А то мне тоже надо. Меня часто приглашают выступать на различных мероприятиях. Организаторы пишут примерно так: «Вы успешный автор, расскажите, как удалось…», «Ваш блог популярен, расскажите, как…», «Вы счастливая успешная мама, поделитесь секретами…».
Всем нужен успех, победа, триумф. Никто не зовет выступить неудачников.
Однажды я с треском провалилась на краудфандинговой платформе со своим проектом. Не собрала и 20 % от заявленной суммы. Это был громкий и отчаянный провал, несмотря на громоздкую подготовку, долгую и тщательную модерацию и последующий месяц отчаянных попыток собрать деньги на пределе возможностей.
Итог – проект не успешен. Я была подавлена. Ходила по мероприятиям, где выступали те, кто смог собрать сумму. Успешные люди. Не то, что я. Я слушала их, хотела понять, что я сделала не так. И знаете что? Все ответы на «что я сделала не так?» крылись исключительно в моем личном опыте. Только там. Никто из стоящих на сцене и излучающих успех людей не сказал мне ничего такого, чего бы я сама не понимала, пройдя свой путь провала. Даже наоборот. Они весело рассказывали о легкости, везении, о том, что люди ррраз – и поверили в их проект. Создавалось впечатление, что найти деньги на проект легко. Найди. Реализуй. И вот так же будешь стоять на сцене.
Я поняла важное: чужой успех может мотивировать, но им нельзя поделиться. Твой путь индивидуален, и на каком этапе случится успех у тебя, не знает никто.
Это как с родами. Ты можешь вдохновиться чужим материнством, мечтать о нем, смотреть фильмы, слушать рассказы молодых мамочек, но рожать тебе самой, растить и воспитывать – тебе самой, и насколько вдохновенно и эффективно получится это у тебя – уже твоя личная история.
Однажды после очередной лекции, где спикер эмоционально вещал о том, как успех свалился на него в одну ночь, мы вышли в холл и на кофе-брейке я спросила мальчика, сидевшего на стуле рядом со мной: «Ты что-то понял?»
– Да, – сказал он. – Надо пробовать, и все получится.
Я поняла, что он не понял ничего. Что он в самом начале пути, на той точке, на которой на платформу входила я. Мне захотелось рассказать ему о своем опыте, рассказать, как это сложно и трудоемко, в чем ловушки, что нужно сделать до того, как придешь на платформу искать деньги.
– Хочешь? – спросила я мальчика. – Хочешь расскажу?
– А ты в итоге собрала бабло? – спросил он.
– Нет, – сказала я.
– А, – сказал он. – Тогда не надо.
Я в его глазах была неудачница, и мой опыт провала примерять на себя никто не хотел.
Во время Второй мировой войны не все американские самолеты-бомбардировщики возвращались на базу. А на тех, что возвращались, всегда оставалось много следов пробоин от вражеских зениток и истребителей – в основном на фюзеляже.
Первое, что приходит на ум, – как-то укрепить этот фюзеляж, добавить на него брони. Но венгерский математик Абрахам Вальд, перед которым стояла задача снизить число гибнущих самолетов, сказал: «Нет, все наоборот. Самолет, получивший пробоины в данных местах, на фюзеляже, еще может вернуться на базу. И возвращается. Укреплять надо самые «чистые» места. Мы никогда не видели самолетов с проблемами в этих местах. Потому что попадание именно в них, по сути, «убивает» самолет, и он уже не возвращается на базу».
