Публичная ненависть – это громкий месседж, только не о том, кого вы ненавидите, а о том, что у вас нет денег на решение своих очевидных психологических проблем.
– Что для тебя проигрыш, я поняла. А что – победа? Как ты видишь ее? – спросила меня подруга.
Я задумалась. Попробовала ответить.
– Ну, вот сегодня мне написали: «Ты такая нелепая дура», а я в ответ: «Спасибо за мнение». Я довольна собой, не опустилась до склоки.
– Это победа? – уточнила психолог.
– Это я, как говорит мой муж, включила функцию «Иисус». Но нет. Это не победа. Если я отстреливаюсь, я чувствую себя проигравшей.
– Ну а победа? Победа твоя какая? Как ведет себя та женщина, которой ты хочешь стать?
«Та женщина, которой я хочу стать?…» – я задумалась.
– Победа – это если я прочитаю гадость, и мне даже мысленно не захочется вступить в перепалку. Просто потому, что где-то внутри я, проехав все стадии – гнев, отрицание, торг, депрессию, – пришвартуюсь в принятии.
Я часто использую этот инструмент, подаренный мне психологом: думаю о том, какая она – женщина, которой я хочу стать.
Она носит сорок шестой размер.
Она разрешает себе проживать любые эмоции.
Она принимает эти любые эмоции и в других людях.
Ей грустно? Она грустит. Ей весело? Она смеется.
Она кому-то не нравится? Она пожимает плечами: значит, так надо.
И да, она обращает внимание на все, что ее цепляет, если считает это правильным.
Потому что она живая. Она чувствует боль. Это совершенно нормально.
Что я считаю своей победой сегодня? Замечать и обнимать тех, кто пришел ко мне. Тех, кто любит меня читать и благодарен мне за творчество.
Я истово ценю единомышленников, с которыми мне по пути, и вижу их всегда, даже сквозь пустые стулья.
И я принимаю тех, кто не оправдывает моих ожиданий. Они и не должны.
Они как… будильник. Отрезвляют безжалостной громкости трелью, выдергивают из уютного сна, отнимают остатки сновидений, но при этом помогают не опоздать. Мы можем не любить будильники, но не можем отрицать, что они полезны.
Просыпаться с желанием жить и писать – это мой Дар.
У каждого человека есть свой Дар. Не всегда очевидный, не каждым опознанный, но у каждого он есть.
Вязать, рисовать, петь, любить – мы умеем что-то из этого лучше всего остального. И это прекрасно.
И вот наша миссия в том, чтобы развивать наш Дар, потому что смысл именно в развитии.
Мы можем ДАРить лучше, чем сегодня, и должны стремиться к этому «лучше» завтра.
Ну, допустим, я неплохо пишу. Могу ли я лучше? Конечно! Хочу ли я лучше? Безусловно.
И я ищу эти пути развития, пробую новые формы, взбиваю пространство в поисках возможностей.
Перестрелки с хейтерами – это время, инвестированное в войну, а не в созидание.
Тем самым мы немного предаем свой Дар.
Это же время я могла бы инвестировать в творчество, и дивиденды были бы совсем другими – яркими и вдохновенными.
А не валокордин, слезы, испорченное настроение и запись к психотерапевту.
Дар – это маяк.
Маяки не бегают за лодками. Они стоят и светят. И для кого-то их свет – спасение.
А кто-то может вдребезги разбиться о прибрежные скалы и злиться на маяк за кораблекрушение и за то, что он очень плохой маяк.
Но злиться на маяк – удел психологически незрелых людей. Детей, которые выросли во взрослых, а толку никакого. К сожалению, мудрость – это не встроенная опция возраста, и никогда ею не была.
Я осознала, что нелюбовь – это испытание, а хейтеры – тренажеры верности собственному Дару.
И да, я практически полюбила будильники.
Если чужой негатив рикошетит в вас так сильно, что вы хотите уйти со своего Пути, то это не ваш путь.
А ваш тот, на котором Дар разгорается ярким маяком и магнитит к себе энергией вдохновения случайные лодочки и влюбленные корабли.
Уфф.
Хороший текст, сильный и честный.
Он наверняка понравится ей, той женщине, которой я хочу стать.
Спасать
Директор Элвиса Пресли придумал продавать значки «Я люблю Элвиса». Фанаты с радостью разбирали их.
Не потому, что им нужен значок, а потому, что в этом значке поймана эмоция.
«Но ведь существует много людей, которые не любят Элвиса, даже ненавидят», – подумал директор Элвиса.
А ненависть – это тоже эмоция, которая по силе может быть даже больше любви.
Он выпустил значки «Я ненавижу Элвиса» – и не прогадал. Их разбирали так же охотно, как и противоположные.
Иногда ненависть и любовь уживаются в одном человеке.
Например, вот письмо от Тони. Она написала его мне, когда ее муж пришел домой пьяный. Хотя обещал, что бросит пить. Он уже семь лет обещает. Кодируется, лежит в больницах… А потом опять.
Он в тот день упал на пол, не дойдя до кровати. Заснул. Под ним на паркете растеклась лужа. Он был так пьян, что не контролировал физиологию.
Тоня написала, что ненавидит его.
– А зачем тогда… Почему вы не уйдете? – спросила я. Я имела в виду, зачем спасать человека насильно, если он не хочет, сопротивляется и выбирает тонуть в бутылке.
– Потому что люблю.
Это очень странно, что два противоположных чувства уживаются в одном человеке по отношению к другому. Мне сложно это понять.
Как можно любить того, кого ненавидишь?
Тоня охотно пояснила.
Тоне важно служить. Ей близка миссия служения. В этот момент она ощущает себя нужной, полезной, ее жизнь наполнена смыслом.
Раньше она служила детям: они были маленькие и отчаянно нуждались в ней. А теперь они большие, у них свои отдельные семьи и свои жизни, а один даже за границей живет.
И вот Тоня вдруг никому не нужна. Ну, то есть нужна, конечно, но совсем по-другому. Ежедневные ее стирки и уборки не нужны, а что же делать тогда весь день?
Для Тони жить равно служить.
И вот примерно в это время ее муж нырнул в алкоголизм. Ну то есть он всегда был выпить не дурак, а тут…
Его уволили из-за запоя, и он от отчаяния опять в него ушел. Стало понятно, что человек кубарем катится в пропасть, и, как бы цинично это ни звучало, это оказалось очень кстати: Тоня снова нужна.
Однажды он упал в ванной и ударился затылком о раковину. И пролежал там, в крови, пока Тоня не вернулась с работы и не вызвала скорую.
