– Не нужно.
– Первомайский, – говорю, – значок. Приколете, будете носить.
– Не надо, – говорит.
Я вытащил значок из кармана, ему показываю. Он глянул и говорит:
– Ну?
– Купите, – говорю.
– Послушай, отстань, – говорит, – что ты ко мне пристал! Дай мне смотреть пляску, что ты пристал? Смотри пляску, да! Отстань!
– Я к вам не пристал, – говорю, – а предложил. Не хотите – не берите.
– Вай! – говорит. – Не хочу, да! Я тебе по-русски сказал или нет?
Отошел от него, мрачный тип, значка не хочет. Все хотят, а он не хочет. Тоже мне!
Зашел с другой стороны круга, женщину тихо спрашиваю:
– Вам не нужен первомайский значок?
– А ну, покажи, – говорит.
Показываю.
Она его повертела, со всех сторон поглядела, даже чуть не понюхала.
– А сколько стоит?
– Рубль.
– Дорого.
– Да что вы, мы таких значков знаете сколько продали?
– Сколько?
– Несколько тысяч!
– Не может быть, – говорит, – очень дорого.
– По-вашему, сколько же стоит такой значок?
– Полтинник, – говорит, – не больше. А мне он и за полтинник не нужен, я лучше себе семечек куплю.
– А не нужно, так нечего разглядывать целый час, будто вы шубу собираетесь покупать!
– А ты меня не учи, – говорит, – мал еще старших учить, у меня сын с тебя, так он не болтается тут под ногами, не спекулирует значками…
– Да потише вы! – говорю. – Чего раскричались!
Она как заорет:
– Жулик! Спекулянт! Мошенник! Вор! Бандит! Я сейчас милиционера позову. Он тебя на чистую воду выведет! Ты еще ответишь за спекуляцию!
Я от нее подальше. Совсем она мне настроение испортила, с ума сошла. Зурна заливается, в круг все новые и новые люди идут, целая толпа пляшет.
Издали крикнул:
– Значки!
Никто даже не обернулся.
Я громче:
– Значки! Кому значки!
Как будто все оглохли.
Двое веселеньких возле стены пошатывались, я к ним.
– Ну-ка, покажь, – говорят, – что такое?
Взяли у меня по значку и друг другу прикалывают. Да лучше бы я к ним не подходил! Может, они на будущий год приколют!
Кое-как прикололи, стоят в обнимку и улыбаются.
– Красивые мы? – спрашивают.
– Очень, – говорю.
Один другого спрашивает:
– Мы с тобой, Миша, на демонстрации?
– На демонстрации, – говорит Миша.
– Мы с тобой, Миша, имеем право?
– Имеем, – говорит Миша.
– Мы с тобой, Миша, красивые?
– Красивые, – говорит Миша.
– Деньги, – говорю, – давайте!
Они стали значки отцеплять.
– На, парень, держи!
И пошли. А идут-то как, красивые! Уж им-то ни к чему значки. Без значков вполне хорошие. Пусть Штора меня ругает не ругает – ничего у меня не получается.
…У него торговля идет, но не шибко. Покупают, но давки никакой нет, все спокойно.
Увидел меня, подмигнул.
– Ну как? – спрашивает.
Я по карманам похлопал.
– Никак, – говорю.
– Становись, – говорит, – рядом и шуруй! Толку от тебя как от козла молока, пропадешь ты без меня, бальзак, на том свете исправишься.
Я встал рядом с ним, постепенно карманы мои стали освобождаться.
Торговали дотемна.
Операция в общем прошла успешно. Оставшееся он собирался завтра реализовать, поехать на маевку. Выпившие люди, по его мнению, по два значка приобретут, на обе стороны груди.
– Только я с вами не поеду, – говорю, – меня дома не отпустят.
– Заработать, значит, не хочешь? Пришел бы завтра. Да ты не надувайся, как пузырь, не надувайся, а то лопнешь! Завтра приходи!
– Как завтра?!
– Сразу и получишь.
– Нет, – сказал я, – сегодня.
– Арбуз на крючок с червяком не поймаешь, – сказал он загадочно, – а грибы на паркетном полу не растут.
– При чем здесь грибы?
– Рыба на деревьях не вьет себе гнезда, – сказал он загадочно.
– Вы что, умнее всех на свете, да? – сказал я.
– Ты надо мной не труни. Вот плоды моих действий, моей философии! Вот они! – Он выгреб из кармана кучу денег, повертел перед моим носом. – Слепой ты, да? Гляди! Мы с тобой еще наделаем продукции! К Новому году, к следующей годовщине Октября, к женскому дню Восьмое марта…
– Ко Дню артиллерии, – сострил я.
– Ну, ты, бальзак, брось! Ты ведь еще не полный бальзак, а кусочек, тебе до Бальзака еще много учиться. Напрасно ты так со мной, вся сумма у меня, ты помни! Ты не особенно-то дергайся, прощай, бальзак!
– Как прощай?!
– Ага! Испугался! Ну то-то! Клад ты, бальзак! Ваша светлость!
Ненавижу я эти штучки. Отдал бы деньги, и все тут. Нечего мне мозги крутить, что за привычка!
Он обнял меня за плечи:
– Да пошутил я. Так же шуток не понимаешь, как моя жена. Неразвитые вы люди! Да разве я могу оставить вашу светлость? Бросить посреди улицы? Садись.
И помчались мы обратно по Буйнаковской улице.
Расходились демонстранты. Пошли переполненные трамваи.
8
Домой я не явился в эту ночь.
Мы затаскивали мотоцикл в сарай, как Штору окликнули.
– А я к тебе в гости после демонстрации, – сказал улыбающийся маленький толстяк, обнимая за плечи улыбающуюся женщину.
– Смотри, Картошин! – воскликнул Штора. – Целую Кате ручку!
– Катались? – спросила Катя.
– Катались, катались, – сказал Штора, моргнув мне.
Поднялись в квартиру.
Штора чуть не захлопнул перед моим носом дверь, я успел проскочить, вернее, втиснуться. Забыл, что я сзади иду, что ли?
– Мой помощник, – сказал он Картошину.
– Все великие дела творишь? – сказал Картошин, улыбаясь.
– Угадал, – сказал Штора. – А ты?
– После окончания нас с Катей направили в Кировабад на строительство электростанции. Там остались. Милый городишко. Сейчас в конструкторском бюро. Примчались, как ты сам понимаешь, на праздники, к родным…
