– В литобъединении два года занимался, – сказал Вася.
– При Дворце культуры! – сказал Штора.
– Откуда ты знаешь? – удивился Вася.
– Славный ты парень, Вася… А Сикстинская Мадонна от нас сбежала. Ну, бог с ней… У родственников своих торчит, против меня их настраивает… Сколько дней ты водопроводчиком работаешь, Вася? Три дня? Небось устал?
– Дак это я пока стихи не отпечатаю… Сложные у меня стихи. Слишком душевные и оригинальные…
– Пьяница ты, Вася, и больше ничего…
– Ух, не люблю я этого слова, – обиделся Вася.
– А кто же ты?
– Ну, кто, кто! Сам знаешь…
– Если бы у меня Картошин пистолет не утянул, я бы тебя убил, ей-богу!
– За что ты меня убил бы, интересно? – сощурился Вася.
– Глянь на себя! Поэт Вася Некрасов в своем подвальном хозяйстве, среди труб, развалившись, как фон-барон, в неизвестно откуда притащенном трухлявом кресле графини Потоцкой, читает свои эпохальные сочинения своему другу, великому художнику-супермену, который сидит с блаженным вниманием на трубе. Он делает вид, якобы очарован стихами. Но не стихи его интересуют. Пред ними поллитра водки с огурцом. На второй огурец не хватило денег. Достойного слушателя нашел себе Вася Некрасов! Какой слушатель, таков и поэт. Великолепная картина! Сплошная идиллия… Пьяница ты, Василий, жуткий ты тип, только сознаться не хочешь, стихами своими тешишься, как малый ребенок, а таланта ни на грош… Честно я тебе сознаюсь…
– А ты-то, ты-то кто?! – Вася разнервничался, засуетился.
– Я принимаю у себя лучших людей: тебя и супермена, – ответил Штора.
Вася сказал:
– Супермен, кстати, теперь в художественный фонд поступил, такие портреты масляными красками пишет…
– Суперменские?
– Не смейся. Пожарником он больше не работает. И я скоро уйду. Погоди! – Вася заерзал на стуле.
Штора сказал:
– Не надо тебе, Вася, уходить. Ты на этом месте больше пользы в сто раз приносишь. Воду подаешь. А там? Там ты воду в ступе толчешь, Василий. Честно я тебе сознаюсь…
– Ишь ты, честный! Жулик ты! Знаю я твои фокусы!
– А ты чего здесь околачиваешься? – вдруг сказал мне Штора.
– Никуда я не пойду, – сказал я твердо.
– Ну и сиди.
– Я и так сижу.
– Сиди, сиди…
Деньги у него сейчас спрашивать было бесполезно. Оставалось сидеть.
И я сидел.
Супермен спал.
Вася вовсю хвалился.
Ввалились новые гости.
И все пошло сначала.
Загалдели, задымили. Уходили в магазин и приходили.
Меня хлопали по спине, гладили жирными от колбас руками по голове, я отмахивался, – жуткая компашка! Подсовывают стакан, чуть не насильно в глотку льют. Подначивают, не дают сидеть спокойно. Ну нате, ну извольте! С ходу выпил свою рюмку, чтоб не подначивали. Весь вечер простояла, а тут – хлоп! Возьмут еще да вытолкнут за дверь.
– Ай да молодец!
Полезли мысли о деньгах. Ладно, пусть он мне за операцию не платит, черт с ней, хотя несправедливо. За работу пусть заплатит, за работу… Сплошные психи собрались…
– Что вы сказали?
– Я сказал: все вы психи!
Смеются. Во юмор! Во дал! Все как есть смеются. Довольны, что я их психами обозвал. Хлопают меня по спине, воображают – я впервые пью. Пусть поменьше воображают. Я в скверике уже однажды пил. Меня даже за это из школы выгнали. Кого-нибудь из вас за это из школы выгоняли? Давайте, давайте! Никто не окочурится! Про меня сказали? Я?! Насвистываю мотив, и больше ничего.
А это что?! Глазам своим не верю: жрет стакан! Стекло ест, правда! Вася ест стекло! Вытаращиваю глаза: хрустит стекло, жует и глотает… Чертовщина!..
Все поплыло, закачалось, мелькают отдельные лица… Голова моя тяжелеет и наливается свинцом, не держится на плечах, валится набок, как быть? Мутит и крутит. Как быть с моей головой? Голову мне надо на плечах держать, чтобы не валилась. Ну и голова у человека! Моя голова или не моя? Неужели у меня такая голова?
– Как быть с моей головой? – спрашиваю, еле ворочая языком. – Как мне вообще быть, скажите мне…
Не могу подняться. Со стула мне не встать. Миллион пудов. Голова тяжелая, как гиря…
Вставай, вставай… Вставай… Вставай, вставай… Я плевать хотел на супермена… На Васю я плевать хотел…
Я вышел из комнаты. Впотьмах в коридоре натыкался на что попало, ужас! Не могу не качаться.
Поплелся в спальню, завалился на тахту.
«А Вася ел стакан…» – с удивлением подумал я, засыпая.
9
Открываю глаза. Незнакомая обстановка. Где я? Большое круглое зеркало в золотой раме стоит на столике со склянками. Много склянок. Где я? Что за склянки?
Ничего не понимаю, ничего не соображаю.
Где я?
Духи, помада, пудра… Платье на стуле.
Где я?
В дверь просовывается голова.
…Викентий Викторович…
– Подъем!
Портрет Сикстинской Мадонны на стене.
Постепенно с трудом вспоминаю…
Будто в мозгу моем завели адский мотор, отвратительное состояние, тошнит.
Идиотская рожа Викентия Викторовича продолжает торчать в дверях:
– Ну как?
– Я очень плохо себя чувствую…
– Проснулись, ваша светлость? Вставайте, вставайте, валяться нам нельзя…
– Встаю, встаю. Ваше преосвященство… Голову хочется назад оттянуть и вобрать в плечи…
– Оттяните ее, ваша светлость, а лучше всего снимите, понесите ее под мышкой. Голову надобно не чувствовать на плечах, в противном же случае она обуза, ха-ха-ха!
Он еще смеется! Встаю, словно я на том свете, а как на том свете, если я там ни разу не был? Откуда я могу знать… Одеваюсь, шатает из стороны в сторону, ногой не попасть в штанину, а он смеется…
– Отвяжитесь, ваше преосвященство, дайте отойти… Мне худо…
– Вася сказал, ты яйца вкрутую любишь?
– Какой Вася? Ах да… Откуда Вася может знать, какие яйца я люблю? Ну что вы такое наговариваете, ваше преосвященство…
Идиотские разговорчики, нечего сказать!
– Ваша светлость, берите свою голову под мышку и идите умываться.
– А куда идти?
– Вчера напачкать там изволили, а уж забыли, ай, как нехорошо!
– Дайте вспомнить…
– Берите, берите свою голову в руки…
