– Ну, идти напролом, не считаясь с морем, как какой-нибудь огромный крейсер, мы не сможем, так что придется управляться с течениями и ветрами при каждой подвернувшейся возможности, – он похлопывает по приборной доске. – В памяти этой старушки есть все карты и основные маршруты, ну и еще несколько я на горьком опыте обнаружил сам.
Вред начинает расслабляться.
– А ты не беспокоишься о том, что Первый пустится в погоню?
– Точно в этом убедиться мы все равно не сможем, так что нет особого смысла беспокоиться. Так-то если мы натолкнемся на враждебный корабль, то нам конец. Или, скажем, погода сильно испортится, или один из наших двигателей откажет, или…
– Думаю, я все уловил. Спасибо, Деке, – прерывает его Вред.
– Тебе бы с Веспер пример брать.
– Эспер!
– Вот-вот, эта малышка – сама непринужденность. Пока все в порядке, лучшее, что ты можешь сделать, это расслабиться и наслаждаться моментом, пока все не станет дерьмово, а дерьмово нам точно станет.
Воцаряется тишина, открытое море вдохновляет на размышления. Солнца в медленном танце скрываются за грядой облаков, ускоряя наступление темноты.
– Послушайте меня, все, – радостно заявляет Деке. – Хорошие новости. Мы приближаемся к Бегущему хребту! Сможем многие мили идти вдоль берега и наверстаем немало времени. А мой навикомплект без проблем проведет нас через скалы. Отправимся в путь, как взойдут солнца. А пока можем отдохнуть на Хвостовой скале.
Хвостовая скала оказывается ни длинной, ни тонкой, по форме напоминает выщербленную лопату, а название свое получила исключительно из-за расположения. Она первая в подводной горной гряде, что тянется за горизонт.
Группа разбивает лагерь. Коза отправляется исследовать территорию, и местные полчища морских птиц ее ничуть не впечатляют, как и оставленные ими зловонные художества.
Люди же не ищут развлечений, они сбиваются в кучку в лагере и даже такой возможности уже счастливы. Большинство моментально засыпает. Выстроенные кругом обогреватели обеспечивают тепло и мягкий, успокаивающий свет. Разговоры переходят на философские и личные темы, а там и затихают, чтобы навсегда стереться из памяти.
Несколько часов спустя люди просыпаются от громкого стука копыт о камень. Птицы кричат и взмывают в небо, бросая гнезда вместе с птенцами. Отчаянные вопли пронзают слух и тем, кто спит крепче всех. Коза проносится мимо лагеря и запрыгивает на корабль к Деке. Не останавливаясь и на миг, она ныряет в рубку и скрывается из виду.
Светильники загораются на полную мощь. Люди смотрят друг на друга – и после на чистые небеса в поисках ответов.
Меч у Странника на боку обеспокоенно пробуждается.
– Смотрите! – говорит Мел, направляя луч фонаря вверх. Высоко на скале, где обычно властвуют птицы, виднеется внушительный, широкий силуэт. Некоторые фрагменты брони пришлеца блестят на свету, другие темны. Силуэт движется, обнажает искривляющийся стонущий меч, бросает вызов.
Одинокий звук все тянется, тревожа слух гораздо дольше, чем должен.
– Я больше никого не слышу, – говорит Вред.
– Давайте выступим против него вместе, – Дженнер снимает с плеча винтовку.
– Я обычно в драку не лезу, но если я вам нужен, то я с вами, – добавляет Деке.
Две из трех сестер из Слейка разделяют боевой настрой. Все остальные выглядят потерянными, испуганными. По примеру козы они пятятся к кораблю.
Странник всматривается в лица оставшимся, его собственный взгляд кажется отрешенным. С закрытыми глазами он оставляет на лбу у Веспер поцелуй в знак нежеланного прощания. Девочка вцепляется в бродягу и плачет, когда ее пальцы срываются с его одежды. Ожидающие руки Вреда не слишком-то утешают малышку.
– Так какой у нас план? – нервно и нетерпеливо спрашивает Дженнер.
Странник кладет руки молодому человеку на плечи, вынуждая сесть обратно на землю.
– Я не понимаю… Мы же с тобой, все мы. И мы готовы сражаться.
Бродяга кивает ему и начинает пятиться к скале.
– Ты не должен идти один!
Бросив напоследок печальную улыбку, бродяга взбирается на скалу. В отчаянии стражник поворачивается к Вреду.
– Ничего не понимаю. Почему он мне улыбнулся?
– Потому что обычно ему это говорю я. И потому что это неправда. Даже если бы ему и хотелось, он никогда не один.
Скалы наверху скользкие от морской пены и птичьего помета. Командир наблюдает за тем, как карабкается к нему хранитель Злости. Рыцарь испытывает порыв ударить немедленно, отправить врага на смерть на каменистом пляже, но другой, менее логичный порыв заставляет подождать. Мотив приходит на ум позже: Злость необходимо уничтожить, ее сущность дóлжно погубить, заставить замолкнуть. И если она упадет в море, это будет означать смерть для повелителя.
И для самого рыцаря.
Но удерживает его руку нечто иное. Он осознает это, все дальше проникая в глубины собственной природы. У возникшей мысли нет ни контекста, ни удовлетворительного объяснения – один лишь факт того, что это будет неправильно. В последнее время командиру стало не хватать прежней определенности.
Заключенный в его руках оскверненный меч непрестанно вопит, металл вырывается из очертаний клинка, растягивается, угрожая расколоться, а следом ниспадает обратно, вновь собираясь в лезвие.
Когда носитель забирается на самый верх, он останавливается, его грудь тяжело вздымается. Командир позволяет смертному перевести дыхание и подходит ближе. Они встречаются уже не в первый раз, но прежде либо один сбегал от другого, либо вмешивались третьи силы. Теперь же, когда Злость пробуждается и воздух разрывается от вспышек света, двое видят лишь друг друга.
Командир подмечает лицо хранителя, открытый рот, ошарашенный взгляд. Он привык внушать страх и ужас, но это чувство совсем иное: шок узнавания. Носитель Злости его знает, прежде встречал его оболочку. Командир задается вопросом, представится ли ему возможность вырвать это знание из разума врага, прежде чем покончить с ним.
Они поднимают клинки. Ни один из них не рыцарь в полном смысле слова, но оба выполняют приветствие серафимов по, казалось бы, забытой привычке.
Злость ударяет первой и быстро атакует, потрескивая от ярости. Командир отражает каждую физическую атаку, но чувствует, как искры осыпают ему грудь и поражают сокрытую в ней сущность.
Нахождение в такой близи от Злости истощает силы, и командир осознает, что этому бою нельзя позволить затянуться. Он вынуждает носителя сражаться в своем темпе, неутомимо осыпает его тяжелыми ударами, оттесняя врага назад, пока тот не оступается на неровных камнях.
Пользуясь моментом, командир делает ложный выпад и наносит рубящий удар по запястьям. Противник проводит сложный контрудар и переходит в атаку, изменяя течение боя. Он начинает проводить комбинацию, едва уловимую для стороннего глаза и блестящую.
