– Не знаю! Я ждала часами. Много. Больше, чем следовало. Достаточно, чтобы умереть или приобрести странный цвет кожи. Может, случится и то и другое. Кажется, это теперь моя жизнь. Ради Ока, заткни меня, я больше себя не вынесу!
Козленок начинает пятиться.
Более степенным шагом к ним наконец подходит Нер.
Диада нащупывает рукоятку меча.
– Веспер, назад!
Нер качает головой.
– Это ни к чему. Я пришла помочь.
– На хрен тебя и на хрен твою помощь, чудовище!
Веспер пытается придумать, что бы сказать, но тщетно.
– Как я уже объяснила твоей подруге, я не то, чем кажусь. Я человек, как и ты, просто…
– Заткнись! Просто заткнись!
Диада подтаскивает себя к стене и со стонами поднимается на ноги.
– Взгляни на себя! Неужели такие глаза у тебя от рождения?
Пылающие зрачки сужаются.
– Кажется, у нас с тобой не заладится.
Следующая реплика Диады прерывается очередным позывом к рвоте.
– Только не снова! – стонет она. – Не сейчас!
Она угрожающе поднимает меч, затем бросает его и срывает с лица забрало, которое становится необходимо протереть. Сгибается пополам, и лицевая пластина повисает на плече, дважды подпрыгивает и замирает.
По земле растекается рвота – горячая, мокрая, вонючая. Слова чередуются со смехом:
– Ау! А-а-а! Больно! Бу-у-уэ-э-э!
Очередной шквал ругательств и смеха прерывается невнятным бормотанием и выплевыванием болезненной субстанции, а затем она внезапно и зрелищно отключается.
В секретных ходах под Дивенбургом, в глубинах Запретных туннелей, есть комната. В комнате полно инструментов, горделиво вывешенных на стойках и рассортированных по размеру и назначению. По центру комнаты располагается стол – он может подниматься и опускаться, крутиться, наклоняться.
К этому столу привязана Диада – она без сознания и уже без доспехов. Над ней склонилась Нер, удерживаемая своей треногой из слоновой кости. Предварительный осмотр вызвал неодобрительное хмыканье.
Веспер сидит в углу и грызет ноготь. Козленок спит у нее в ногах.
– Думаешь, сможешь ей помочь?
– Моя дорогая девочка, – отвечает Нер, не поднимая взгляда. – Всю свою жизнь я занимаюсь слиянием жизни и смерти, расширяя сами границы определения жизни.
– Но ты уверена, что сможешь ей помочь?
– Да, я же только что это и сказала, разве нет? Мне доверили проторить подземные пути. Я проложила дорогу для сущности Нелюди. Уж с парочкой трещин да сломанных ребер я наверняка справлюсь.
Она удаляет смартсплав. На старые раны уже наросла новая кожа, туго натянутая в местах переломов.
– Нет-нет-нет. Так не пойдет. Это не поможет.
Она заносит скальпель и останавливает его в паре сантиметров от тела Диады. Глаза закрыты, левая рука направляется к правой, пальцы сжимаются в кулак. Над костяшкой среднего пальца открывается шов старой кожи и раскрывается третий глаз.
Одна рука направляет другую, и Нер приступает к операции.
Кровь стекает со стола, бежит по желобкам, сливается через дыры и скапливается внизу, где будет храниться до использования в каких-нибудь исследованиях.
– Живые объекты доставляют куда больше хлопот, чем мертвецы. Некроинженеры были настоящими мастерами в препарировании конечностей. Они зашивали и склеивали их так искусно, что те в итоге становились настоящим украшением! Ах, хорошее было время. Теперь оно прошло.
– Вас было много?
– О да. От низших сборщиков до протирателей и помощников, до моего ордена. Не могу сказать точно, сколько нас было всего. Знаешь, это было непостоянное число. Мы росли по мере возвышения Нелюди, в спешке набирали новичков, чтобы за ней поспеть.
Красные линии образуют на животе у Диады четыре двери. Нер открывает их все, совершенно игнорируя заполняющие комнату запахи.
Веспер закрывает рот, сильнее вжимается в стену.
– Что с ними случилось?
– Умерли. Ужасная потеря. Понимаешь, когда Нелюдь погибла, не осталось никого, кто мог бы заменить сущность, которая питала наши дополнительные части. Когда сущность испарилась, живые конечности умерли и сгнили. А ничто, кажется, не распространяется так же быстро, как гниль.
– А что насчет ампутаций?
– Это не просто удаление руки или хвоста. Многие из нас были изменены на глубинных уровнях.
Веспер не говорит ни слова, молчанием выражая непонимание.
– Такие связи не существовали отдельно, они были переплетены с самой сущностью. Нельзя провести линию, как делаю сейчас я, и обрезать их. И в любом случае к тому времени, как закончился наш траур, было уже слишком поздно. Дивенбург погиб, вместе с ним погибло и знание. В течение нескольких дней рухнула экономика, а люди бросались друг на друга, будто голодные псы.
– Ой.
Сломанное ребро вернулось на место. Наполовину отломанный острый осколок удален. Держа его, она закрывает глаз на костяшке, открывает два других и на костяных конечностях идет к шкафу. На другой стороне находится коллекция скелетов: все частично разрушены, на месте просветов – искусные рисунки. Сравнение закончено. Она несколько раз возвращается к подходящему кусочку, качает головой.
– А, ладно, и так сойдет. Суровые времена – суровые меры.
Задолго до того, как она заканчивает, Веспер засыпает. Вскоре меч начинает беспокоиться. Крылья раскрываются, глаз крутится и указывает на юг, пронизывает обеспокоенным взглядом пространства, прежде чем обратить взор на спящую девочку.
Работа продолжается. Пересадка кости проходит успешно, трещины заполняются белесым желе. Отек спадает, кожа вновь на месте, аккуратно пришитая черной ниткой, вьющейся по бледному телу, словно каллиграфическая надпись.
Проходят часы, и Веспер просыпается от запаха супа. Она находится не там, где заснула.
Стены вплоть до потолка забиты какими-то мелкими письменами, заполняющими куски сланца и переработанные крышки, обработанную кожу, даже сами стены. Чистый поток сознания. Самые сокровенные желания и мечты, изложенные предельно доходчиво – читай не хочу.
Все, что видит Веспер, – это горячая миска и лакающий из нее козленок.
– Эй! – возмущается она, садясь на тонком матрасе и отталкивая козленка. К ее удивлению, животное дает отпор, прижимаясь головой к ее груди и опрокидывая девочку на спину.
Он фыркает и продолжает пир.
Со стороны дверного проема доносится смешок Нер.
– Не беспокойся, там еще много.
– Пахнет превосходно. Как это называется?
