— Прошу меня теперь внимательно выслушать, — Кнуфер услышал треск спички и почти почувствовал аромат табака «Австрия». — Вы должны изолировать эту женщину.
Голос умолк. Молчал также Кнуфер.
— Вы не понимаете? — забулькала слюна в чубуке. — Вы должны ее похитить и укрыть на месяц, два. До дальнейших распоряжений. Расходы не играют никакой роли.
— Я вас очень хорошо понял, директор Мюльхауз, — Кнуфер повесил трубку.
Висбаден, пятница 13 декабря, семь вечера
Крупье Рихтер с радостью подтолкнул огромную кучу фишек к безупречно белой манишке фон Финкла. Режиссер не выказал никакого чувства, вкрутил турецкую папиросу в длинный мундштук из слоновой кости и подал его своей светловолосой спутнице. Софи приняла его с задумчивостью и медленно подняла веки. Зеленое пламя ее глаз облизало собравшихся вокруг стола мужчин. Из-под рукавов смокингов выдвинулись несколько белоснежных манжет, зашумевшие бензиновые зажигалки в наманикюренных пальцах. Софи обняла ладонью в кружевной перчатке пухлые красные пальцы, в которых чуть не пропал блестящий конус, щелкающий голубоватым пламенем. Владелец пальцев был этим прикосновением так взволнован, что не чувствовал почти никакой боли, какой палил разогретый металл.
За столиком Рихтера играл только фон Финкл. Это был единственный занятый столик в казино. Все остальные были свободны, потому что сидящие рядом с ними до недавнего времени гости теперь окружали столик Рихтера. Крупье переживал ярко свой великий день и благословлял миг, когда фишки Кнуфера попали в нанесенную на зеленом сукне красно-черную клетку. Первая из них была началом большой серии Кнуфера, о которой говорили все, последняя — привлекла к этой игре Бода фон Финкла, который уже несколько часов окончательно подтвердил против всех гостей и персонала казино, что злые слухи, окружающие столик и остерегающие от него игроков, были глупым заблуждением, выдуманным, как считал Рихтер, завистливыми коллегами крупье.
Большая толпа сгущалась вокруг стола и почти не позволяла дышать крупье, игроку и блондинке-богине азарта.
— S'il vous plait (прошу вас), — воскликнул Рихтер. — Mes dames, monsieurs, faites vos jeux (дамы, господа, делайте ставки).
Фон Финкл отсчитал двадцать десятимарковых фишек и подтолкнул столбик к Софи, которая — к возмущению немногих наблюдающих игру дам — сделала над ним жест благословения. Затем фон Финкл бросил одну фишку в сторону сетки. Большая часть ее закрыла поле «двадцать восемь красное». Софи — по приказу фон Финкла — поставила двестимарковый столбик на поле двадцать восемь, а остальные фишки, пять таких столбов, на поле «красное». Публика вздохнула, потому что фон Финкл впервые не поставил «один к одному».
— Rien ne va plus (ставок больше нет), — Рихтер закрутил колесо рулетки, и в гробовой тишине раздался стук подпрыгивающего шарика в перегородках и легкий свист колеса, скользящегл в своем цилиндре. Через некоторое время колесо остановилось. Шум восторга разнесла толпа. Софи вскинула обе руки вверх, обнажив эпилированные подмышки. Выпало «девятнадцать красное». Столбик, стоящий на «двадцать один», отправился к Рихтеру, а фишки, лежащие на поле «красное» — в удвоенном числе — к фон Финклу. Тот с большим уважением поцеловал руку своей спутницы и бросил еще одну фишку, снова начав акцию детерминизма случаев. После «благословения» фишка упала на линию, разделяющую поля «девятнадцать красное» и «четное». Софи, фон Финкл и Рихтер наклонились над столом, а над ними замкнулся свод голов и плеч. Игрок встал, вздохнул, посмотрел на неохотно отстранившихся болельщиков.
— А может бы, так господа отодвинулись и позволили мне принять решение, — сказал он спокойным голосом и вопросительно посмотрел на Софи. — Что вы об этом думаете, мадам?
— Что это пара, — Софи смотрела неуверенно на фон Финкла. — Не… Я не знаю…
Игрок взял фишку двумя пальцами и вложил ее в карман фрака Рихтера. Потом тщательно выбрал другую, позволил провести над ней заклинания и кинул ее. Она упала, и ее большая часть залегла на «шесть черное». Тогда фон Финкл поставил на «шесть черное» тысячу марок, а десять тысяч на черное. Рихтер произнес французское заклинание, и шарик начал танцевать среди деревянных перегородок колеса. Фон Финкл закрыл глаза и увидел свое детство в пропахшем луком деревянном доме в Бедзине, который его отцу служил портняжной мастерской, для его восьми братьев и сестер — полем непрестанных битв, а бесчисленным клопам — удобным убежищем. Теперь он не слышал стука шара, а треск старой машинки для шитья фирмы Зингер, не слышал стона разочарования окружающих его людей, а крик недовольного клиента швейного мастера, не чувствовал страха Софи, а страх своей матери перед очередным днем голодания. Фон Финкл не открыл глаза, когда он услышал отдаляющийся шелест фишек, когда Софи сильно впилась пальцами в его руку, когда дошло до него шуршание ног недавних сторонников и когда внезапно другие столы ожили французскими формулами, а его дилер спел погребальное «Les jeux sont faites (игра сделана)». Он открыл глаза только тогда, когда почувствовал рядом со своей рукой прохладное прикосновение стекла. Напротив сидел изящный седоватый мужчина и нежно обнимал тот же бокал шампанского, какой стоял перед ним и перед Софи.
— Клаус фон Стейтенкротт, директор казино, — улыбнулся он. — Позвольте мне выразить свое восхищение. Никогда не встречал еще игрока, каждые ставки которого было бы игрой ва-банк.
— Благодарю, — сказал фон Финкл дрожащим голосом, не осмеливаясь смотреть в сторону Софи. — Ваше восхищение — честь для меня.
— Нет, это для меня большая честь, — фон Стейтенкротт сделал быстрое движение, и два бокала хрустально зазвонили. — После такого поражения вы не сказали: «Что мне после вашего восхищения!» или «Идите к черту!», но отреагировали как настоящий джентльмен. Мы относимся к джентльменам в нашем казино с полным уважением, и всякий раз, когда удача перестает быть к ним добра, мы предлагаем им кредит в любой сумме без предоставления каких-либо залогов. Вы хотите себе такой кредит?
Вроцлав, пятница 13 декабря, одиннадцать вечера
Элизабет Пфлюгер заканчивала именно третий «Gnosienne» Эрика Сати и ее белый рояль рокотал звуками падающего дождя, когда горничная вошла в гостиную, объявила срочный вызов из Висбадена и спросила, где госпожа Пфлюгер соизволит ответить. Элизабет соизволила ответить в гостиной и, скрестив свои подогнутые ноги на шезлонге, спросила служанку раздраженным голосом, кто посмел беспокоить ее в столь поздний час. Когда она узнала, подавила гнев и приложила к уху трубку. После серии слез, рыданий, заверений в любви и дружбе она услышала просьбу о помощи и совете.
— Прошу тебя, Элизабет, скажи, что мне делать… Он все проиграл…
— Тот фон Финкл, о котором ты мне писала? Сегодня специально забрал письмо с поезда из Висбадена и принес мне…
— Да, фон Финкл. Директор казино предложил ему кредит без залога, но он отказался и попросил о замене на фишки, векселя и чеки, которые у него были с собой. Когда удовлетворили его просьбу — проиграл все. Не имеет, чем заплатить за отель. Тогда он принял предложение шефа казино, но это предложение было уже другим… Другой кредит с залогом… Тем залогом была я…
