— И тем не менее я бы попросил пана доктора о экземпляре того доклада о музыкотерапии, — выдавил он. — Это очень интересно… Хотя я не знаю французского, но кто-нибудь мне это переведет…
— Не нужен переводчик. — Доктор протянул в его сторону подшивку. — Вот немного сокращенная польская версия из «Польского врача». Прошу!
Попельский получил экземпляр и через некоторое время ее перелистывал. Врач посмотрел на него внимательно.
— Наши инстинкты коренятся в древнейших эволюционно, а следовательно, в животных, частях нашего мозга, — медленно сказал доктор. — Они существуют для того, чтобы нас защитить от зла… — Попельский почувствовал холодный пот на спине. — Понимаете, комиссар, о чем я говорю? — «Вторгся в мой разум?» — Попельский хотел спросить, но только отрицательно покачал головой. — Элзуню ничего не защитило, — сказал он с грустью психиатр. — Не все ее инстинкты исправны так, как ваши или мои…
Попельский надел шляпу и покинул кабинет. Ошибся и, вместо того чтобы выйти из здания, вошел на первый этаж через полуоткрытую дверь. Больные теснились в узком коридорчике и смотрели на него с интересом. Попельский как будто их не видел.
— Ты думаешь, коновал, что ускользнул из моего списка подозреваемых? — сказал он громко и засмеялся хрипло.
Затем он посмотрел на экземпляр статьи, которую невольно распростер на подоконнике. «Музыкотерапия для детей с задержкой, — прочитал он. — Резюме доклада, составленного в парижской больнице Salpêtrière 10 июня 1933 года».
Мой искаженный инстинкт, — подумал в один момент, — разладился, как подкрученный динамик. В ужасном поступке я подозреваю выдающегося врача, друга маленьких детей. А он, как опытный психиатр, увидел меня насквозь и преподнес мне свое алиби. Произносящий доклад в Париже 10 июня не мог утром 11 июня похитить Элзуню во львовском Стрыйском парке.
— Инстинкт являются пережитком животным, — снова сказал он себе. — Когда ты станешь наконец человеком, Эдвард?
В эту секунду инстинкт снова заговорил.
— А может, докладом прочитал 10-го июня утром, а вернулся во Львов самолетом? — шептал демон подозрений. — Проверь, вернулся ли он на самолете и когда читал доклад в Париже! Проверь это!
— Хорошо, проверю! — ответил злонамеренно Попельский от досады.
Сплюнул густо в плевательницу и поплелся нога за ногу к выходу.
К больному подошел санитар. Не удивлялся лысому пану, говорящему сам с собой. Такая сцена была кульпарковской обыденностью.
15
Отель «Зиппер» Рубена Танненбаума на улице Рейтана, расположенный в небольшом переулке, был ничем не примечательным и довольно глухим по сравнению с огромными и мощными конкурентами — например, отелем «Георг» или отелем «Гранд». Тем не менее среди любителей мартовского пива пользовался заслуженной славой, потому что, наверное, только здесь во всем Львове подавали его постоянно. Это крепкое пиво появилось над Пелтвой в начале второй половины прошлого века, некоторые говорят, что этот напиток попал сюда в 1862 году — вместе с всеобщим немецким торговым кодексом. На Погулянке возникла пивоварня Яна Клейна, у которого мартовское пиво стало специальностью. С того более-менее момента в ближайшие несколько десятилетий пиво, а особенно его разновидность, вареная в марте, выдерживаемая несколько месяцев и подаваемая с осени, переживало там дни своей великой славы. Пили его весьма охотно как наместник Галиции граф Альфред Юзеф Потоцкий, так и директор полиции Йозеф Рейнландер и архиепископы трех христианских обрядов. Идущий сверху пример оказал такое большое влияние на народ, что кое-где в рабочих кварталах мартовское пиво побеждало даже с всесильной до сих пор горилку. Затем настали для него годы худые. От трех десятилетий, по крайней мере, остро проигрывало другим сортам жанрами, а явственнее всего продукту «Львовских Пивоваров», называемому из-за характерного фирменного знака «пивом с кошкой».
Журналист «Курьера» Якоб Штерн был духовным наследником древних галицких обычаев. Он брезговал грубым львовским пивом и неизменно обожал мартовское. Не обращал внимания на его жалкое прозябание на рынке алкоголя и ругал трактирщиков, когда от него один за другим отказывались. В ресторане отеля «Зиппер», где он был постоянным клиентом, держали для редактора железный запас, прекрасно зная о откровенном идолопочитании, которое он отдает этому напитку.
Эдвард Попельский также знал о его алкогольных пристрастиях. Однако на этом его сведения не заканчивались. Управляющий заведения, тайный информатор Зарембы, сказал когда-то своему куратору, что журналист утверждает, что мартовское спасло ему жизнь во время войны, и почти оскорблением считает пить с ним что-нибудь другое. Заремба представил некогда другу эту аберрацию как вещь забавную. Попельский решил ее сегодня психологически использовать. Не приходило ему в голову ничего лучшего, чем он мог бы завоевать симпатию журналиста, работающего с одним только полицейским, которым, к сожалению, не был Лыссый. А эту благосклонность надо заслужить per fas et nefas
[8]. Штерн знал такие тайны львовского подземного мира, о которых не имели понятия бандиты, как можно глубже в нем закоренелые.
Хотя продукт пивоваров, независимо от вида или сорта, вызывал в Попельском — любителе крепких, охлажденных и прозрачных напитков — умеренный энтузиазм, несмотря на это, сидя рядом с Якобом Штерном в его любимой закусочной, цокал языком и делал вид кулинарного наслаждения. Штерн был ему очень нужен. Этот бульварный журналист мог ничего не знать, но о людских желаниях, о тайных домах свиданий, об искусственных абортах, о тайных венерических клиниках — словом, о львовской клоаке — об этом знал все.
— Вы говорите, комиссар, — Штерн сдвинул шляпу на затылок и задумчиво помассировал висок, — что вы ищете малолетних проституток, да? Очень странно, что именно вы об этом спрашиваете… Воробьи на Высоком Замке чирикают, что это комиссар Попельский как раз идеальный источник информации в этих вопросах…
Полицейский посмотрел в изумленные глаза Штерна, после чего огляделся вокруг, куда бы сплюнуть пиво. Он мог это смело сделать — старый, потертый пол не такие впитывал субстанции, а завсегдатаи не такие видели скандалы. Пожилой пианист ни на минуту не перестал бы играть «Мечты» Шумана, бармен не оторвался бы от тщательного собирания избытка пивной пены, а вилка с насаженной сарделькой или огурцом не остановилась бы на полпути между выщербленной тарелкой и щербатой челюстью какого-то чиновника в котелке. Попельский сделал поэтому то, что собирался. Сплюнул обильно и с едва скрываемой неохотой потянул глоток горьковатого тяжелого напитка.
— Вам не нравится пиво, комиссар? — Штерн поднес к губам кусок загнившего сыра, посыпанного густо тмином.
— Воробьям на Высоком Замке то я клювы позаклеиваю. — Попельский с трудом подавил чихание, вызванное запахом сгнившей пивной закуски. — Послушайте. Я не столько проституток ищу, сколько одного их клиента. Я ищу бордели, в которых мерзавцы имеют свой рай! Ищу, вы проглотите, потому что вас затошнит… Вот я ищу любителей маленьких девочек…
