На Геликоне пора нам иные слагать песнопенья
И гемонийских коней выпустить в поле пора.
Любо мне вспомнить теперь могучую конницу в битвах,
Любо мне римский воспеть лагерь вождя моего.
Если не хватит мне сил, наверное будет похвальна
Смелость: в великих делах дорог дерзанья порыв.
Пусть молодёжь воспевает любовь, пожилые — сраженья:
Прежде я милую пел, войны теперь воспою
[465].
Всего вторая книга содержит 34 элегии, из которых 23 посвящены Кинфии
[466], а остальные обращены к Меценату, к поэту Линкею, к друзьям, к богам Амуру, Юпитеру и Персефоне
[467]. Однако по сравнению с первой книгой тон элегий, посвящённых Кинфии, несколько меняется. Теперь поэт часто упрекает свою любимую в неверности и непостоянстве, жалуется на страдания и боль, которые она причиняет ему. При этом не только Кинфия изменяет Проперцию, но и сам он сходится с другими женщинами. Они бесконечно ругаются и мирятся.
Обещание поэта «петь войны» и славить подвиги Августа осталось невыполненным. Проперций не стал эпическим поэтом и упорно продолжал воспевать Кинфию, признавая, что не в силах что-либо сделать с собой, поскольку целиком охвачен жгучей страстью и опьянён любовью. Тем не менее, поскольку уговоры Мецената сочинить эпос об Августе становились, вероятно, всё более настойчивыми, Проперций в третьей книге элегий, созданных в 23—22 годах, лукаво заявляет, что бог Аполлон как покровитель искусств запрещает ему становиться эпическим поэтом, а муза поэзии Каллиопа прямо велит сочинять только лирические стихотворения:
«Впредь будь доволен ездой на своих лебедях белоснежных!
Дерзкое ржанье коня пусть не влечёт тебя в бой!
Хриплым рожком выводить не берись ты морские сигналы,
С Марсом не тщись обагрять рощу святых Аонид
Или поля прославлять, где Мария видны знамёна,
Где победительный Рим войско тевтонов громит,
Петь, как варварский Рейн, насыщенный кровию свевов,
Мчит в своих скорбных волнах груды израненных тел.
Впредь влюблённых ты пой в венках у чужого порога,
Изображай ты хмельных, бегство их ночью глухой, —
Чтобы узнал от тебя, как выманивать песнями женщин
Тот, кто ревнивых мужей хочет искусством сражать»
[468].
В девятой элегии третьей книги поэт вновь отказывается восхвалять Августа, ссылаясь на недостаток таланта, и обращается к Меценату с упрёком, что тот сам, будучи ближайшим другом императора, избегает славы и почёта
[469].
Тем не менее в целом в третьей книге элегий поэт уделяет внимание не только своей любви к Кинфии, но и другим сюжетам. Из двадцати пяти стихотворений этой книги Кинфии посвящены только десять
[470], а остальные касаются различных мифологических, исторических и бытовых сюжетов
[471] или обращены к Меценату и друзьям
[472]. Любовь поэта к Кинфии постепенно угасает, и тон обращённых к ней элегий теряет свою чувственность и страстность.
По содержанию третьей книги видно, что характер творчества Проперция постепенно меняется, и он начинает обращаться к «официальным» сюжетам. Так, например, четвёртая элегия повествует о будущих военных подвигах Августа. Поэт именует императора богом и упоминает о его предках — богине Венере и Энее. Одиннадцатую элегию третьей книги Проперций посвящает женщинам и их власти над мужчинами. При этом основное внимание он уделяет борьбе Рима против царицы Клеопатры и восхвалению военных побед Августа. Двенадцатая элегия рассказывает о любви римлянки Галлы к своему мужу Постуму, отправившемуся в дальний военный поход. Поэт восхваляет супружескую верность, что можно рассматривать как отклик на семейную политику императора. Восемнадцатую элегию Проперций специально посвящает памяти скончавшегося в 23 году в курортном городе Байи юного Марцелла, племянника, зятя и приёмного сына Августа, смерть которого оплакивали все римляне.
Последняя, двадцать пятая элегия третьей книги — самая патетическая. Она посвящена полному разрыву отношений с Кинфией. Поэт заявляет, что отрекается от своей былой возлюбленной, поскольку из-за неё пережил слишком много страданий и разочарований:
Сил у меня набралось пять лет прослужить тебе верно:
Ногти кусая, не раз верность помянешь мою.
Слёзы не тронут меня: изведал я это искусство, —
Ты, замышляя обман, Кинфия, плачешь всегда.
Плачу и я, уходя, но слёз сильнее обида.
Нет, не желаешь ты в лад нашу упряжку влачить!
Что же, прощайте, порог, орошённый слезами молений,
Гневной рукою моей всё ж не разбитая дверь.
Но да придавит тебя незаметными годами старость,
И на твою красоту мрачно морщины падут!
С корнем тогда вырывать ты волосы станешь седые —
Но о морщинах тебе зеркало будет кричать!
Будешь отверженной ты такое же видеть презренье
И о поступках былых, злая старуха, жалеть
[473].
Последняя, четвёртая книга элегий Проперция вышла в свет около 16 года. Эту книгу в основном составляют так называемые «римские элегии», излагающие древнейшие римские сказания и мифы. Наконец-то, как и хотел этого Меценат, Проперций отходит от чисто любовной поэзии, серьёзно расширяет тематику и даже пытается создать новый жанр римской поэзии — этиологическую элегию, то есть исследующую и раскрывающую причины или происхождение чего-либо. Поэт старается в стихотворной форме объяснить происхождение некоторых древних римских названий и рассматривает некоторые сюжеты из истории и мифологии Рима, что отвечало интересам и политике императора, стремившегося к возрождению древних доблестей и религиозного благочестия.
В четвёртую книгу, состоящую из одиннадцати элегий, в основном вошли так называемые «римские элегии»
[474], излагающие древнейшие римские сказания и легенды, например о происхождении древнего божества Вертумна, о происхождении названия Тарпейской скалы, о возникновении святилища Юпитера Феретрия, о борьбе Геркулеса с великаном Каком. Торжественная шестая элегия посвящена годовщине победы Августа при Акции и освящению храма Аполлона на Палатине. Третья элегия вновь поднимает тему супружеской верности, а пятая, напротив, обличает сводничество.
