Вергилий не скрывал, что работает над весьма значительным поэтическим произведением. Это вызывало большой интерес у писателей кружка Мецената и заставляло самого императора внимательно следить за работой великого поэта. По словам Светония, «Август, который в это время был в походе против кантабров (с 27 до весны 24 года. — М. Б.), писал письма с просьбами и даже шутливыми угрозами, добиваясь, чтобы ему, по его собственным словам, «прислали бы хоть первый набросок, хоть какое-нибудь полустишие из «Энеиды»»
[759]. У Макробия сохранилось одно из ответных писем Вергилия императору: «Право, я получаю от тебя многочисленные записки. Если бы, клянусь Геркулесом, у меня было ныне что-нибудь, достойное твоего слуха, то я охотно послал бы тебе кое-что именно из моего «Энея». Однако это такая незавершённая вещь, что мне кажется, будто я приступил к такому труду чуть ли не по недостатку ума, так как ради этого труда я отдаюсь также другим и притом гораздо более превосходным занятиям»
[760].
Тем не менее Вергилий время от времени предоставлял на суд друзей-поэтов некоторые отрывки из своей новой поэмы, «но лишь изредка и главным образом то, в чём не был уверен, чтобы лучше узнать, каково мнение людей. Говорят, что Эрот, его книгохранитель и вольноотпущенник, уже на старости лет рассказывал, как однажды Вергилий во время чтения сразу дополнил два полустишия: читая «Сына Эола — Мисена», он добавил: «умевшего лучше всех прочих», а далее, произнося «Медью мужей созывать», движимый тем же вдохновением, он продолжал: «возбуждая Марса напевом», и тут же приказал Эроту записать оба полустишия в текст»
[761]. Это позволило поэту Проперцию уже в 25 году с восторгом написать:
Пусть же Вергилий поёт побережье Актийского Феба,
Пусть воспевает он нам храброго Цезаря флот,
Он, кто брани теперь воскрешает троянца Энея
И воздвигает в стихах стены Лавиния вновь.
Римские смолкните все писатели, смолкните, греки:
Нечто рождается в мир, что Илиады славней
[762].
Лишь в конце 23 года Вергилий представил на суд Августа вторую, четвёртую и шестую книги «Энеиды». Поэт лично прочитал их перед императором и всей его семьёй. По свидетельству Светония, шестая книга «произвела сильнейшее впечатление на Октавию, присутствовавшую при чтении — говорят, что она, услышав стихи о своём сыне — «Ты бы Марцеллом был!» — лишилась чувств, и её с трудом привели в сознание»
[763].
Молодой Марк Клавдий Марцелл (42—23), сын Октавии, сестры Августа, являлся зятем и преемником императора и поэтому очень быстро продвигался по карьерной лестнице. Однако, когда весной 23 года Август смертельно заболел, то передал все государственные бумаги второму консулу Гнею Кальпурнию Пизону, а свой перстень как знак власти и преемства вручил Агриппе, а не Марцеллу, который был ещё слишком юн. По счастью, врачу Антонию Музе удалось вылечить императора. Осенью того же года Марцелл умер в Байях, вероятно, от той же болезни, что ранее поразила Августа
[764].
Описывая подземное царство в шестой книге «Энеиды», Вергилий вложил в уста старца Анхиза следующие слова о юном Марцелле, обращённые к Энею:
«Сын мой, великая скорбь твоему уготована роду:
Юношу явят земле на мгновенье судьбы — и дольше
Жить не позволят ему. Показалось бы слишком могучим
Племя римлян богам, если б этот их дар сохранило.
Много стенаний и слёз вослед ему с Марсова поля
Город великий пошлёт! И какое узришь погребенье
Ты, Тиберин, когда воды помчишь мимо свежей могилы!
Предков латинских сердца вознести такою надеждой
Больше не сможет никто из рождённых от крови троянской,
Больше таких не взрастит себе во славу питомцев
Ромулов край. Но увы! Ни к чему благочестье и верность,
Мощная длань ни к чему. От него уйти невредимо
Враг ни один бы не мог, пусть бы юноша пешим сражался,
Пусть бы шпоры вонзал в бока скакуна боевого.
Отрок несчастный, — увы! — если рок суровый ты сломишь,
Будешь Марцеллом и ты! Дайте роз пурпурных и лилий:
Душу внука хочу я цветами щедро осыпать,
Выполнить долг перед ним хоть этим даром ничтожным»
[765].
Можно понять состояние матери, недавно потерявшей сына, когда она услышала эти слова. После того как Октавию привели в чувство, она подарила Вергилию по десять тысяч сестерциев за каждый из восемнадцати стихов и заявила, что будет носить траур по Марцеллу до самой смерти
[766].
В основу «Энеиды» был положен греческий миф о троянском герое Энее, сыне богини Афродиты (Венеры) и Анхиза, потомка Дардана и Троса (Троя). Впервые образ Энея появился в «Илиаде» Гомера. В сражениях с греками ему оказывали особое покровительство боги — Афродита, Аполлон и Посейдон
[767]. Более того, Эней рассматривался Гомером как второй по значению после Гектора троянский герой и будущий царь троянцев:
…предназначено роком — Энею спастися,
Чтобы бесчадный, пресёкшийся род не погибнул Дардана…
…
Будет отныне Эней над троянами царствовать мощно,
Он, и сыны от сынов, имущие поздно родиться…
[768]
Со временем миф об Энее проник в Западное Средиземноморье и распространился по Италии. При раскопках в Этрурии археологи даже находили статуэтки, изображавшие Энея, несущего на плечах своего отца Анхиза
[769]. Греческий историк Гелланик Лесбосский (V век до н. э.) одним из первых связал основание Рима с мифом об Энее
[770].
