— У вас тут такие коты деловые, — с ноткой восхищения в голосе сказал «не местный», возобновив шаг.
— Не только коты, но и чщайки, — жуя уже следующую конфету, отозвалась девушка.
А самодовольного вида животное продолжило свой путь, которой лежал не только через те улицы, что были на виду, но и через потайные ходы, которые были известны только этому рыжику. Он обогнул несколько шумных дорожек, избежав встречи с нежелательными людьми и животными, и вскоре оказался на Малиновой Улице. Кот шел, виляя пушистым хвостом и, задумавшись о чем-то своем, врезался в натянутую ленту. Он тут же встрепенулся, осмотрелся и, когда понял, что что-то здесь не то и что-то здесь не так, ринулся в сторону. Совершенно неожиданно абсолютно рыжий кот споткнулся о золотистый ботинок и недовольно зашипел.
— А ну, катись от сюда! — ответил ботинок. По крайней мере, так выглядело с точки обзора кота, а вот с другой точки обзора…
Место убийство было оцеплено полосатыми лентами. Около этих лент толпился народ, пытаясь заглянуть чуть-чуть дальше, внутрь магазинчика Муса Беззе, где и произошло происшествие. Эдрик Блестящий (ботинок с точки обзора кота) зашел за ленты и направился внутрь, ворча что-то себе под нос. Толпа попятилась назад, пропуская своего кумира вперед.
Жандарм толкнул дверь, и дверной колокольчик беззаботно зазвенел, словно не зная о случившемся. Внутри здания несколько человек, что прибыли сюда еще до установки ленты, стояли около безжизненного тела хозяина магазина. Он лежал в луже крови, которая прекрасно сочеталась с леденцами в одном из комодов. В груди Муса была дыра, проделанная явно каким-то острым предметом.
Эдрик растолкал любопытных.
— Ну и что тут стряслось, м? — «м» прозвучало особо басисто.
— Нашли мертвым его… Зашли за конфетами — а тут…
Жандарм оперся о свое копье, нагнулся поближе и стал глазами изучать тело.
— Все понятно, — заключил Эдрик, решив дедуктивную задачку у себя в голове. Или, сделав вид, что решил, — выносите тело от сюда!
— Что, мы?
— Ну не мне же этим заниматься! Оно же в крови!
— А убийца?
— А что убийца? — Эдрик выпрямился и развернулся в сторону выхода. — Улик, конечно, никаких, но я постараюсь! Я же блестящий!
Жандарм вышел на улицу, и броня его засияла. Толпа зашумела, посыпались вопросы, на которые Эдрик давал ответы, а иногда и не давал.
— Кто убийца?
— Что там стряслось?
— Может, он сам себя пырнул?!
А немного вдали от этой толпы, но специально не слишком отделяясь от нее, стоял вездесущий Денвер в своем фиолетовом фраке, и записывал все, что считал необходимым.
— Что за день! — думал он. — Убийство, и теперь уже не одно, а два вакантных места на Малиновой Улице! Что же поместить на главную…
Заметив, что Леденцовое Копье собирается покинуть место убийства, главный редактор резко метнулся в сторону Жандарма, держа в голове пару вопросов.
— Господин Эдрик, не могли бы вы…
— Прости, Денвер, прости! — немного раздраженно, но в то же время с сожалением в голосе ответил Жандарм. — Ты меня знаешь, в газете твоей я светиться люблю. Но вот только не сейчас, я то-ро-плюсь…
Золотой ботинок (с точки обзора кота) или же золотой муравей (с точки обзора чайки) спешно зашагал вперед, оставив главного редактора «Сплетника Златногорска» без очередной колонки текста в грядущем выпуске.
— Ну ничего, — вздохнул Денвер, пряча блокнот в карман. — Новостей и так хватит.
Он ухмыльнулся и, резко сняв с себя шляпу, юркнул под ленты.
Последняя конфета из букета с хрустом исчезла во рту Лолли, когда двое вышли на Малиновую Улицу.
— Ого, вот это мы удачно забрели! — Ромио взмахнул рукой.
— Ну, не то, чтобы забрели, а скорее я намеренно шла сюда…
— Так ты… у тебя все это время был маршрут в голове?!
— Ну да. А ты что, меня за дуру держал? — лицо Лолли стало похоже на камень. Очень рассерженный камень.
— Да нет, просто я не… — язык романтика заплетался от удивления. — Могла бы сказать, что сюда хочешь!
— А толку? Как будто бы ты знал дорогу.
— Ну, я был здесь недавно! Вон у того магазина вдалеке, который оцеплен лентой! — молодой человек указал рукой на магазин покойного Муса Беззе. — Стоп, а почему он оцеплен лентой?
Ромио схватил Лолли за руку и, не слушая ее возмущений, побежал к магазину.
— Ты вообще умеешь по сторонам смотреть?! — дулась девушка. — Какого черта ты бежишь так быстро?! Посмотри, какие прекрасные здания вокруг…
Молодой человек резко остановился, и Лолли сделала то же самое.
— Да что тут вообще происходит… — прошептал Ромио, пытаясь заглянуть вглубь толпы.
— Как что, — обратился к «не местному» мужчина из толпы, — Муса Беззе убили!
— Но я же был тут… так недавно… И он был живой…
— Значит вы — последний, кто видел хозяина этого магазинчика? Не считая, конечно, убийцы? — в дверном проеме раздался голос Денвера, и главный редактор вновь юркнул под ленты, но на этот раз целью его было оказаться поближе с Ромио.
— А, это вы! — «не местный» улыбнулся. — Снова хотите предложить экскурсию?
— Нет, в рабочее время я этим не занимаюсь. Но если бы вы дали мне интервью для газеты, то был бы признателен!
— Давай не будем тратить время на политесы, — нахмурила брови Лолли, впиваясь глазами в главного редактора.
— С каких пор такая, как ты, — он подошел ближе к Лолли и перешел на полушепот, — говоришь со мной на ты, а?
Фиолетовый подол его фрака зашевелился, и он попытался дотронутся до, как сказали бы моряки, кормы девушки. Та вовремя остановила его руку.
— Даже не думай…
— Так ты, господин Денвер, работаешь в газете?
— Именно так! Главный редактор — Денвер, — человек в фиолетовом фраке демонстративно снял шляпу и слегка поклонился.
— Скорее сорока, разносящая сплетни — Денвер, — сострила девушка. Главный редактор вновь повторил движение рукой, и на этот раз работница Борделя не успела его остановить. Благо, Денвер не был дураком, и коснулся лишь ее ляжки.
— Эээм, я бы попросил, — нахмурился романтик, не совсем понимая, что происходит. Но фраза «я бы попросил» обычно помогала.
— Я бы тоже попросил, очень попросил бы вас сказать пару слов!
— Денвер, кончай, а? — вновь пырнула словами Лолли. — Ты ведь знаешь, кто его убил. И я знаю. И они.
Девушка обвела взглядом толпу. Денвер поднял одну руку вверх и сделал лак ладонью, значащий «замолчи».
— Публика требует хлеба и зрелищ, и, боюсь, тебе этого не понять.
