— Я напомнила ему, что он не всемогущ…
— Думаю, у него все получится, — удивил всех Буртсон. — Ты, Фуст, распинался, что без тебя он был бы никем. От чего такая уверенность? Платз все равно остался бы тем же человеком, и делал бы то же самое. А знаешь, почему?
— Догадываюсь… — оскалился алхимик. Самолюбие не могло пропустить такие слова мимо ушей. — Это все… как она там?
— Предпринимательская способность, если не ошибаюсь, — Тетя Хая закурила новую сигару. — Предпринимательская способность.
А дальше были еще разговоры. О Платзе, алхимии, магии и много еще о чем. С разговорами пришла и ночь, темная, как космические просторы, правда роль звезд выполняли окна и фонари. Троица самых старых жителей города перебралась из сада в дом, и беседа продолжилась…
На картину Златногорска вылили ведро черной краски, нет, дегтя, и лишь какой-то художник догадался добавить немного разноцветных пятнышек. Свет менял свой окрас по воле хозяина, и во мраке играла причудливая мозаика. Картины сменяли друг друга, одни огоньки гасли, другие — загорались, и мозаика постоянно меняла форму.
Свет в окне комнатки Инфиона погас, обеднив картину города на цвета. Ночь обещала быть спокойной, даже несмотря на незваных гостей. Госпожа Фить’иль очень строго относилась к, как она говорила, «ночной тиши», и поэтому соседи никогда не мешали спать. Один слишком громкий шорох — и прощай, дешевая комната рядом с домом алхимика!
Люди засыпали…
Другие просыпались…
А многие и вовсе не ложились…
Ночь шла своим чередом.
Тишину нарушил кто-то, или, как могло показаться, что-то, барабанившее в дверь. Инфион открыл глаза, которые, в свою очередь, воспротивились столь раннему подъему и вновь захлопнулись. Волшебник уснул на долю секунду, а потом, резко пробудившись, не менее резко вскочил с пола, на котором провел ночь. Грязные чашки стояли на тумбе.
— Что такое? — сонно протянул он и, зевнув, открыл дверь. Перед глазами стояло нечто… нечеткое. Фигура в дверном проеме постепенно принимала форму по мере того, как глаза работника Бурта просыпались (делали они это медленнее конечностей, но быстрее головы).
В проеме стояла девушка, место работы которой можно было определить сразу.
— Где Лолли? — командным голосом осведомилась она и заглянула внутрь, тут же получив ответ на свой вопрос.
Подруга Ромио, свернувшаяся калачиком на кровати, зашевелилась.
Незнакомая и довольно агрессивно настроенная девушка ворвалась в комнату и, перешагнув через романтика, который мило дремал на полу, наклонилась над кроватью.
— Лолли! — вновь проревела она.
— Мхмхмхмммх, — раздалось из-под одеяла, — ну еще немного…
Незнакомка схватила подругу «не местного» за руку и резко вытащила девушку из кровати, словно проделывая это действо с каким-то сорняком.
Лолли резко открыла глаза и заморгала. Нечеткая картинка медленно начала становится и все понятнее и понятнее…
— Эмма? — подняла брови рыжая девушка. — Но что ты тут делаешь?
— А ты попробуй догадайся, а? Дона Роза сказала, что таким ценным сотрудникам ночи можно проводить только в борделе, — слово «только» звучало как гром среди ясного неба.
— Но она же сказала…
— Она сказала про день. И не в твоем случае. День — где угодно, особенно если за это заплатили. Но ночь — только в борделе!
Незнакомка наконец отпустила руку своей коллеги.
— Эээээ… — Инфион все еще стоял в проеме, — Мне сказать тебе «пока»?
— Лучше «до свидания», — съязвила Лолли и вышла в коридор. Волшебник последовал за ней. Он взглядом проводил двух девушек до входной двери, после чего собрался было вновь вернуться в царство снов.
— ИНФИОН! — заорала госпожа Фить’иль с нижнего этажа. — Почему непонятного вида гости так шумят в такой час?! Почему они вообще здесь?!
— Эээээ… — волшебник в синем оперся о стену. — Я, честно говоря, сам не ожидал такого…
Из-за двери, что вела в соседнюю комнату, выглянула мужская голова. Сосед Инифона наконец-то осмелился узнать, в чем была причина такой суматохи.
— Ну все, сосед, — прошептал Носс Совайц, приставив ладонь ко рту, — кранты тебе.
Голова скрылась в свой импровизационный панцирь.
— Спи пока! — крикнула снизу хозяйка дома. — А с утра я с тобой поговорю!
Лолли, проведя несколько минут в дегтевой ночи Златногорска, к своему удивлению была рада плюхнуться на кровать в борделе. Хоть ночь и не была особо холодной, она была какой-то неприятной. Хотя, возможно, во всем было виновато раннее пробуждение.
Девушка закрыла глаза, и разные мысли лавиной рухнули в ее голову. Они сливались в цветные, абстрактные и жидкие картинки, а потом растворялись, унося Лолли в ночное путешествие. Последняя мысль, которая посетила голову до того, как девушка окончательно уснула, звучала так:
— Боже, это ночь никогда не закончится….
Чаепитие с зайчиками, сумасшедшей бабкой и другими зверьками на полянке с синей травой прервал громкий стук в дверь.
Подруга Ромио открыла глаза и поняла, что утро еще не заступило на дежурство.
В дверь постучали вновь. На этот раз более настойчиво.
А потом она с грохотом открылась, и в комнату вошел Денвер. Лолли тут же взвизгнула, вскочила с кровати и прикрылась одеялом.
Главный редактор ухмыльнулся.
— Ты одета, — он снял шляпу.
Рыжая девушка опустила глаза вниз и обрадовалась тому, что забыла раздеться перед сном.
— Да и к тому же, кому-то твоей профессии нечего стыдиться и не гоже прикрываться.
— Ты что, за этим…
Лолли отступила назад у уперлась в кровать.
— А может, и за этим, — Денвер рванул к девушке и схватил ее за руку, не давая дергаться. Работница Борделя затряслась от страха, но виду старалась не подавать.
— Даже не думай, — оскалилась она.
— Это почему же, а? Ты, вроде как, на работе… — главный редактор сжал руку еще сильнее.
— Какая же ты мерзость…
Денвер резко отпустил ее руку, и девушка чуть не свалилась на кровать. А потом, порхая подолами фрака, подошел к окну, приоткрыл его и закурил папиросу.
— Мерзость, — повторил он, смотря на ночной город. — Вот уж действительно, мерзость.
Он сделал паузу.
— Это моя работа, дорогуша, — продолжил он, намекая на их дневной разговор. — И я свою работу, в отличие от тебя, делаю, и делаю хорошо.
— Не работа — а мерзость… — Лолли потирала покрасневшую руку.
— Это ты про свою, или мою? — главный редактор ухмыльнулся ночному Златногорску и затянулся.
