Но тут заиграла музыка — бодрая и энергичная мелодия пронеслась по переулкам, и на улице показалась процессия из инвалидной коляски и двух человек. В коляске сидел больного вида слепой блондин в темных очках. На каком-то этапе времени коляска оказалась прямо напротив Твердолоба.
— Милчеловек, подайте бедному калеке-слепцу, — просипел инвалид и протянул вперед перевернутую шляпу.
Эрни поскреб когтями жадности по стенкам своей души, а потом поскреб уже и по карманам. Пара бумажек элегантно упала на дно шляпы.
— Спасибо, — улыбнулся блондин, и коляска, сопровождаемая утихающей музыкой, поехала дальше.
Твердолоб поспешил по своим делам и совсем скоро остановился.
Он дошел до места назначения, но что-то в нем было не так. Вывеска «Штучки-Дрючки» стала намного ярче и привлекательней. Она бросалась в глаза, как красная надпись на белом фоне — или, вернее сказать, красная надпись, сделанная кровью.
Витрины тоже изменились — в них появилось намного больше пестрой одежды. Они стали привлекательней. Весь магазин в целом стал привлекательней.
Твердолоб удивленно поднял брови, сжал губы и выдал эмоцию, показывающую одобрение нового дизайна магазина. А когда он вновь стал двигаться, то почувствовал, что зашагал быстрее. Что-то необъяснимое словно тянуло внутрь «Штучек-Дрючек».
Покупатель вошел в лавку, и первое, что ему бросилось в глаза — толпы клиентов. Ну, не то, чтобы прямо толпы, но людей здесь стало определенно больше. А виной всему, помимо прочего, стали скидки.
Цифры на ценниках были перечеркнуты и заменены на другие, количество нулей на которых снизилось в несколько раз. Но до того, как Эрни успел разглядеть ценники, он уткнулся взглядом в здоровенную надпись «СКИДКИ», висевшую на стене.
Лицо госпожи Лиззы светилось от счастья, потому что план действительно начал давать первые плоды.
— Добро пожаловать! — поздоровалась Моника. — У нас скидки, вы заметили?
— Да я… вижу… — голос Твердолоба звучал так, будто он попал в сказку.
— Может, вам чем-нибудь помочь, а?
— Нет, спасибо, я сам…
Твердолоб вошел в лес вещей и, после нескольких минут поиска, приметил понравившеюся ему рубашку и взглянул на ценник. Стоимость была, мало сказать, небольшой. По крайней мере, по сравнению с предыдущей. Размер двух цен можно было соотнести, примерно как размер горошины и футбольного мяча.
Покупатель потер глаза, чтобы убедится, что его не хватил солнечный удар. Иллюзия не рассеялась, и Твердолоб стал ощупывать одежду.
— Правда, сумасшедшие скидки? — обратился к нему другой мужчина, присмотревший себе костюм и немного переборщивший с мощностью голоса, из-за чего этот вопрос услышали все клиенты магазина в радиусе нескольких метров. Ответом было общее и громогласное «Ага!»
И только если бы Эрни Твердолоб пригляделся к ценнику, или побывал бы в магазине на несколько часов раньше, он бы увидел, что новая цена со скидкой ничем не отличалось от той, что была написана за несколько часов до прихода Платза к хозяйке заведения. А старая цена, в свою очередь, пряталась под яркой наклейкой.
Калека зайчиком спрыгнул со своей коляски и вытащил добычу из шляпы, после чего принялся пересчитывать купюры. Дона Роза и Штульц внимательно следили за сменяющими друг друга бумажками, словно боясь, что это колоду карт перетасуют не в их пользу. Но бояться было нечего.
— Даже лучше, чем с утра! — радостно заверещал будущий глава Аукциона. В моменты радости он всегда походил на малого ребенка, которому купили леденец.
— И не говори, — улыбнулся блондин, вручив долю друзьям и спрятав свою часть во внутренний карман пиджака. А потом Платз посмотрел на солнце, которого практически не было видно в темном переулке. Взгляд Доны Розы скользнул следом.
— Время уже послерабочее, — протянула она.
— Вот именно, — повернулся к ней блондин, попутно снимая темные очочки, — значит, самое время наведаться кое к кому… Вы со мной?
— Почему нет? — пожал худенькими, похожими на куриные крылышки плечами Штульц. — Глянем, что ты там учудил…
Троица выскользнула из переулка и начала свой крестовый поход в сторону «Штучек-Дрючек». Путь, к слову, был весьма короткий.
Морщины на лбу Фуста дергались в конвульсиях, глаза слезились, а руки не переставали искриться. Магические аномалии появлялись и появлялись, и алхимик поглощал их, направляя избыточную магию внутрь своего творения. Вокруг его коморки магические потоки, пока что незримые, вихрились водоворотами. Время грозилось замереть, а материя — просто-напросто перестать быть собой. Концентрация магии достигала определенного предела, которое тело уже тогда немолодого Фуста могло просто не выдержать. И первыми сдались волосы — последняя их прядь постепенно редела, словно кто-то взял серп и начал пожинать урожай на голове старика.
Золотое свечение ворвалось в реальность, и последние потоки волшебства ударились об родившееся Алхимическое Чудо.
Фуст потер слезящиеся глаза и увидел перед собой творение всей свой жизни. Философский Камень источал божественное сияние, которое превращало глаза алхимика в две золотые монеты.
Завороженный старик, словно дремля наяву, полез в карман и вытащил из него маленький камушек. А потом Фуст аккуратно поднес породу к своему творению и…
Избыточные потоки магии явили себя.
По улицам города, словно спешащий курьер, пронесся грохот, отразившись эхом от времени, матери и в принципе ткани реальности. Над одним из зданий в Переулке Душегубов что-то сверкнуло, притом настолько ярко, что можно было ослепнуть.
Все клиенты «Штучек-Дрючек» бросили свои дела и ринулись к окну, но успели уловить лишь бледнеющей остаток света.
Платз и компания, не дойдя несколько шагов до магазина, замерли и обернулись.
— Что. Это. Такое. БЫЛО? — каждое слово Штульц произнес с восходящей интонацией.
— Без понятия, — только и ответил Платз, — но надо посмотреть…
Он бодро зашагал в сторону беспокойства, а Штульц с Розой, немного затормозив, кинулись за ним. Толпа вылетела из дверей магазина Моники Лиззы вместе с самой хозяйкой и направилась в том же направлении.
Люди стекались к Переулку Душегубов, а будущий «как бы мэр» старался огибать всех. В этой толпе он был осьминогом в стеклянных трубках — гибким и практически бесформенным.
Фуст подносил другие породы к Философскому Камню, и те чудесным образом превращались в золото, самое настоящее. Это значило лишь одно — богатство, богатство, и еще раз богатство. Бассейны из золота, а может даже и статуи Фуста!
Алхимик не заметил, как стал кричать слово «золото!», вкладывая в это все оставшиеся силы.
Излишняя магия развеялась сама собой, правда где-то в углах еще мерцали аномалии. Фуст, не обращая внимания на них, схватил золотой Философский Камень и ринулся на улицу.
